Зверь (сборник)

Еще, согласно школьной легенде, когда-то на углу Пембертон-стрит и Гранд-стрит много лет тому назад убили скунса, и в туманные ночи все еще можно было обонять его зловоние. Ян всегда останавливался там, если вечер выдавался промозглым, принюхивался и наслаждался мерзким запахом. Тот факт, что зловоние, скорее всего, исходило от газов, образовавшихся в канализационном коллекторе, был совершенно не способен испортить получаемое им удовольствие.

Никакого оправдания этим маленьким слабостям у Яна не было, и он сгорал от стыда, когда старший брат взывал к здравому смыслу, говоря с ним о его чудачествах. Он знал лишь, что подобные вещи зачаровывают его.

Но все эти красоты меркли перед магазинчиком таксидермиста. Его держал на Мэйн-стрит человек по фамилии Сандер. Если честно, Ян провел здесь много часов, прижимаясь к витрине так сильно, что его нос белел и расплющивался. Там продавалось несколько голов лис и котов, яростно скалящих зубы, и около пяти десятков чучел птиц, прекрасно оформленных. Из того, что было на этой витрине, сама природа могла бы извлечь несколько уроков насчет того, как в наилучшем виде представить птичье оперение. Каждая птица смотрелась краше предыдущей.

Как уже говорилось, в витрине было выставлено около полусотни птиц, и на двенадцати из них красовались ярлычки, поскольку они служили экспонатами на ежегодной благотворительной выставке графства:

Скопа

Серая куропатка, или Воротничковый рябчик

Зимородок

Выпь

Голубая сойка

Золотой шилоклювый дятел

Красногрудый дубоносовый кардинал

Североамериканский мохноногий сыч

Североамериканский лесной дрозд-отшельник

Иволга

Красно-черная пиранга

Эти ярлычки представлялись Яну истиной в последней инстанции, а птицы вместе с их названиями глубоко запечатлелись в его памяти и были занесены в копилку знаний о выживании в дикой природе, хотя и с исправлением некоторых ошибок. Так, птица, заявленная как североамериканский лесной дрозд-отшельник, вовсе таковым не являлась, а была опознана Яном как пестрый американский дрозд. Последняя среди помеченных ярлычками птиц была коричневатой и длиннохвостой, с белым пятном на груди. Ярлычок оказался перевернут, поэтому Ян не мог прочесть его, находясь на улице. Он часто смотрел, не повернули ли ярлычок так, чтобы его можно было прочесть, но каждый день приносил разочарование, и название птицы оставалось для Яна тайной.

Так прошел год или даже больше, и в голове Яна созрел отчаянный план. Ему не оставалось ничего иного, кроме как зайти в магазинчик. Пару месяцев он собирался с духом, поскольку был тихим и застенчивым мальчиком, но, боже, как же он жаждал сделать это! Скорее всего, если б он вошел в открытые двери и попросил разрешения, ему позволили бы осмотреть все, что находилось в магазинчике, но он не осмеливался. Дома он пытался репетировать свою просьбу, но в мыслях поход всегда оканчивался неудачей. И вот он выбрал самую занятную из маленьких птиц на витрине – североамериканского мохноногого сыча, – затем стиснул зубы и зашел. Как пугающе звякнул колокольчик над дверью! Потом наступила еще более устрашающая тишина. Но вдруг послышались шаги, и появился великий и грозный хозяин магазинчика собственной персоной.

– По… по… почем этот сыч?

– Два доллара.

Воодушевление Яна разбилось вдребезги. Он сбежал. Даже если бы сыч стоил десять центов, это все равно было бы немыслимой для него суммой. Он едва слышал, что говорил ему хозяин лавки, и вышел со смутным ощущением, что попал было на небеса, но оказался недостаточно хорош, чтобы задержаться там. И он не мог любоваться ни одним из тех чудес, что окружали его.

II. Весна

Хоть Ян и не был особенно силен, он с удовольствием занимался физическими упражнениями. Его скорее можно было сравнить с Самсоном, нежели с Моисеем, и он более походил на Геркулеса, чем на Аполлона. Все чувства побуждали его к жизни среди дикой природы. Каждую весну он ощущал идущее из глубины его существа желание вскочить и убраться куда подальше. Волнение начинало подниматься в его груди, когда в раннем марте он слышал над головой карканье первой вороны. Кровь его изрядно закипала, когда он видел длинный двойной клин диких гусей, с громким криком тянувшийся на север. Он страстно жаждал полететь за ними. С появлением каждой новой птицы или зверя он ощущал странное покалывание в груди, и если бы у него имелась грива, то она наверняка встала бы дыбом. Это чувство подпитывало его силы.