Зверь, шкатулка и немного колдовства

Сперва тролль, как и остальные члены его команды, пусть он и не знал об этом, пытался сориентироваться в произошедшем, а его тело тем временем самостоятельно выполняло все, что требовалось от целителя, но потом… отвратительная реальность предстала во всем своем уродстве. Ничего особо нового, но когда подобные масштабы… Такое даже легко все переносящую натуру тролля тронуло. Впечатлило. И вызвало самые неприятные чувства. А пока он размышлял, лекарь, в чьем геле Грым оказался, занимался своим делом: все врачевал и врачевал. Очищал раны, штопал их, накладывал повязки и шины — спасал и констатировал смерть. В душе человека — уже не молодого, но и совсем еще не старого, просто какого-то равнодушно усталого — не осталось сильных эмоций. Он словно гномья машина двигался, производил необходимые манипуляции и говорил нужные слова. Но стоны, чужие страдания и тем паче смерть все же прорывались сквозь щит вынужденного равнодушия, пробирались прямо в сердце и отзывались чуть ли не с каждым движением горькой ноющей болью, рождая одно, но очень сильное чувство — ненависть. Ненависть ко всем, кто это все затеял, кто позволил, ко всем этим бестолковым мужикам, которые с такой радостью идут за наградами, а потом скулят перед ним на койках. Он ненавидел всех, кто заставлял его делать то, чем он должен был заниматься. Всех, из-за кого эта усталость и боль, что не вытравишь теперь ничем, все глубже всаживала свои когти в его сердце.

В висках у мужчины билась самая обычная головная боль, раздражая его все больше, но тролль чувствовал еще и другое: ему казалось, что от души неизвестного ему и вряд ли прославившегося в веках лекаря мелкими брызгами отлетают осколки его, целителя, личности, превращая ее во что-то новое. И то, что получалось, Грыму совсем не нравилось. Не должны такими быть души. Пусть сострадание тому виной, но то, что рождалось сейчас внутри этого человека, было столь уродливым и пугающим. Тролль вспомнил то, что так долго пытались объяснить им на уроках преподаватели: войны травмируют не только тела, но и души. Зная это, как можно желать битв?

Эта мысль была для Грыма очень непривычной. Но он быстро проникся ею. Да, он воин. Да, его направление — Бой. Но… его дело — одиночные или в небольшой компании авантюры. Ведь таких, как он, не так уж много. Не все хотят воевать. Многие вот так мучаются и ломают себе душу.

«Держись, приятель, — шепнул Грым соседу по телу, — Рано или поздно это кончится. И будет… мир. Тихий дом и другая работа. И не придется штопать все эти раны, максимум будешь лечить мигрень и подагру, и все. Думай об этом».

И в какой-то момент ему показалось, что лекарю стало чуть легче.

— Хочу домой. И к ней, — проходя мимо выхода из палатки, услышал он чей-то голос. Обрывок разговора. И тоже пронизанный болью.

Ситуация была абсурдной. Неправильной, нелогичной и нелепой. Такого просто не могло быть. Все это было… иллюзией. А вот боль была настоящей. Боль этого мужчины была настоящей. И Калли тоже ее чувствовал. Скрипя зубами и давя в себе ругательства, он понял, что ненавидит получать ранения.

— Повезло, что задело лишь вскользь, — Другой офицер подошел к нему, неся в двух кружках некий горячий напиток. Одну передал Калли, вернее, тому, в чьем теле сейчас находилось его сознание, присел рядом, опершись о те же ящики, что и приятель, тяжело выдохнул. Посмотрел куда-то, где продолжали копошиться лекари, недавно латавшие эльфа, — Правда, упал ты нехорошо. Голова сильно болит?

— Болит — не болит, — сморщился его собеседник, — Кружится, и сосредоточиться не получается.

— М-да, это не то, что я хотел услышать, — с невеселой иронией заметил мужчина, — Хотя… если честно, лучше бы тебя ранили серьезно, Алекс.

Тот, кого так назвали, не стал переспрашивать и возмущаться. Лишь угрюмо посмотрел в свою кружку. Отпил из нее. «Что-то из трав, плохого чая и алкоголя, но согревает отменно», — тут же различил эльф, пытаясь разобраться в ситуации.

Молчание затягивалось.

— Как думаешь, тебе дадут возможность отлежаться хоть день? — вновь спросил предупредивший Александра воин.

— Не думаю, Николас. Эта война выкосила почти всех офицеров.

— Какая-то подлая магия, — покачал головой тот, — Столько смертей… Никакого благородства! Помнишь, нас учили встречать врага с мечом наголо, уважая противника и себя. Лицом к лицу и не отводя глаз. А теперь мы даже его не видим. Офицеры всегда шли вместе с первыми рядами своих воинов. От этой распроклятой новой магии первые ряды будто выкашивает. Почему наши маги не могут никак придумать защиту?

Александр запустил свободную руку в волосы. Они были жесткие и явно давно не мытые. Но Калли даже не пискнул внутри. Он понял, о каком периоде истории идет речь. Им рассказывали в Университете. «Да! Гоблин побери, хорошо, что тебя ранили, тебе нельзя туда! Это же… это же… О звезды! Он же умрет! У них тогда не было шансов, не было!..»

— Я думаю, они пытаются. Даже стало что-то получаться. Иначе давно бы капитуляцию подписали. Уже куда меньше народу гибнет, чем в первые дни…