Зверь в тени

И его глаза изменились. Зрачки расширились, потрескались, как черные угли, разлились по радужкам. А губы застыли в безмятежной улыбке, как будто он расспрашивал ее о погоде или консультировал насчет разумных инвестиций.

«Так странно», – подумала Бет, проваливаясь в темноту.

Глава 2

Бой барабанов всегда благотворно сказывался на мне.

Делал целостной и цельной.

Бам, ба-бам, бам, ба-бам. Бам-бам-бам.

Прямо передо мной завыла в микрофон Бренда, забренчав по струнам так, словно только для этого и была рождена; ее гитара блеснула, и на мгновение мне показалось, что даже в темном гараже Морин ее высветил луч прожектора. А потом Бренда внезапно закинула инструмент за спину. Ремень гитары впился ей в ягодицу, и девушка напомнила мне вооруженную бандитку, чья винтовка оказалась слишком горяча, чтобы к ней прикоснуться.

– Да, ты заводишь меня…

Ухмыльнувшись, я провыла эти слова вместе с Брендой, вколотив свои палочки в тугую барабанную кожу.

Справа от меня Морин обняла бас-гитару – голова девушки наклонилась, копна растрепанных волос с зелеными перьями заслонила ее от всех непроглядным шатром, оставив наедине с самой собой и музыкой. Учитель как-то сказал Морин, что она напоминала ему Шэрон Тейт, только более красивую. В ответ Морин пожелала ему сосать свой саксофон.

Повеселев при этом воспоминании, я подхватила пульсирующий ритм, заданный подругой. Вплетаясь в бой ударных, ее басовые линии словно еще больше накалились – стали настолько гортанными, настолько мощными, что я почти увидела, как они сотрясали воздух. В последнее время Морин ходила сама не своя: вся нервная, дерганая, с отсутствующим взглядом и новым дорогущим золотым кольцом «Блэк Хиллс» на пальце, купленным (в чем она не раз божилась) на личные сбережения. Но когда мы начинали играть, когда мы вместе создавали музыку, я напрочь забывала об этих переменах.

Я попадала в иной мир.

Ты ощущаешь себя на его пороге всякий раз, когда по радио звучит песня, тронувшая тебя за душу. Ты ведешь авто, стекла окон полностью опущены, теплый ветерок целует кожу, небо голубое-преголубое, и мир вокруг пропитан надеждой. Ты включаешь радио на полную громкость. Бедра сами собой покачиваются. Такое впечатление, как будто эта песня написана для тебя, ты потрясающе красива и любима, и вся планета прекрасна и благополучна. Только одного ты не знаешь: это ощущение в разы лучше и острей, когда ты сама играешь музыку.

В миллион раз лучше.

Зеленовласая Морин назвала это ощущение «Вальхаллой»; с ее характером она могла и не такое сказануть. Ей все сошло бы с рук. А вот Бренда относилась к тем девушкам, которым было предначертано однажды стать матерью, – и не важно, что она была самой младшей в семье. Бренда родилась с корнями, глубоко вросшими в землю. Стоило встать рядом с ней, и на душе сразу становилось спокойней. В отличие от нее, Морин была сгустком шипучей энергии, готовой в любой момент выплеснуться из бутылки. Вечно в движении, она спешила впитать в себя лучшее, поглотить все без остатка, даже толком не перемолов. И такой она была круглый год. Вот почему нам удалось сколотить такую хорошую группу из трех участниц: по-семейному уютной и теплой Бренды, нашей вокалистки и гитаристки, Морин, нашей колдовской Стиви Никс, бэк-вокалистки, игравшей на бас-гитаре, и меня, барабанщицы, синхронизировавшей разноименные полюса и задававшей общий вектор.

Играя музыку (даже исполняя каверы, а именно это мы по большей части делали), мы взлетали на совершенно другой уровень. Мы назвали нашу группу Girls, а из песен первыми разучили «Красотку», «Бренди» и «Люби меня» – именно в таком порядке. Мы играли эти песни достаточно хорошо, чтобы слушатели могли их узнать. Бренда выводила начальные такты, а я задавала устойчивый ритм. Довольно было добавить к этому слова, завибрировать и закачаться всем телом в унисон с музыкой, как будто ты ей подчинялась и сознавала, что делала, и люди были счастливы.

По крайней мере, двое из них – наши единственные зрители и слушатели.

И не важно, что ими являлись моя младшая сестренка Джуни и наш приятель Клод-рифмующийся-с-идиот. Эти двое сидели перед гаражом чуть ли не каждую нашу репетицию. Сегодня они тоже пришли.

– Хизер, жги! – прокричала через плечо Бренда.

Я усмехнулась. Она вспомнила мое барабанное соло. Иногда я выдавала такие соло спонтанно. Например, когда Морин украдкой затягивалась или Бренда забывала слова песни. Но это соло было не случайной, а заранее придуманной и отрепетированной импровизацией, отработанной до мелочей. И когда я его играла, моя душа словно вылетала из тела, из гаража и взмывала над планетой Земля.

Мне казалось, будто я искрюсь, загораюсь, пылаю и одновременно высвобождаюсь из телесной оболочки. (Только я никогда не признавалась в этом вслух; я не Морин.)

Вот и на этот раз сердце вмиг забилось в предвкушении, в такт музыкальному ритму.