– Конечно приду! Устроим девичьи посиделки. Это будет гораздо лучше. Эд очень развязный и напористый. Иногда даже агрессивный. Рикки с Антом делают все, что он им велит. И я… я тоже ему уступаю. Когда мы вместе, он старается представить все так, будто я для него очень важна. Но как только он уходит, я ощущаю себя дурой, поведшейся на пустые слова. И знаешь, что еще? – Бренда втянула нижнюю губу, а через секунду ее лицо просветлело. Она наклонилась и прошептала мне на ухо: – Он очень скверно целуется.
– Да ты что? Правда? – вырвалось у меня.
Бренда хихикнула:
– Да. У него очень сухие губы, и он все время их сжимает… ощущение такое, будто тебя не парень целует, а клюет птица. Я думаю, он так целуется из-за плохих зубов.
– Прекрати! – взмолилась я, зайдясь хохотом.
– Погоди, я тебе еще и не такого понарасскажу сегодня вечером! Так что запасись попкорном к моему приходу.
Мы расстались до вечера; мне стало гораздо лучше, чем я могла ожидать.
В тот вечер, в ожидании Бренды, я постаралась освоить еще одну песню британской рок-группы Blind Faith, «Не могу найти дорогу домой», барабаня палочками по диванной подушке, перематывая пленку, когда сбивалась с ритма, и пробуя заново.
Мне потребовалась пара часов, но в итоге все получилось.
А Бренда еще не пришла. Набравшись терпения, я стала ждать дальше.
Я ждала ее, ждала…
И, в конце концов, когда все домашние заснули и настенные часы пробили полночь, я задремала на диване с барабанными палочками на коленях.
Глава 39
Дезориентированная, я вскочила с дивана, сердце забилось в унисон со стуком. Во сне я играла на барабанах. Может быть, я приняла этот раскатистый бой за явь? А потом зазвонил телефон, и к настойчивому стуку в дверь присоединился звук яростного дерганья за дверную ручку.
– Проснись, черт возьми! Гари, проснись!
Отец бросился в гостиную, на ходу подпоясывая халат; его лицо исказила тревога. Он выскочил из своего кабинета: либо заработался допоздна, либо там и заснул.
Отперев замок, он распахнул дверь. На крыльце стоял шериф Нильсон: мрачный силуэт на фоне сумеречного света; волосы растрепаны. Шериф был одет, но одевался он явно наспех – широкие слаксы, запятнанная белая майка. Кто-то разбудил его так же внезапно, как он разбудил нас с отцом.
– Что случилось? – спросил папа.
Но глаза шерифа Нильсона нашли меня. Отстранив отца, он пошагал в гостиную; пикантный запах ликера опередил его, и я невольно поморщилась.
– Где Бренда Тафт?
Я испытала то же, что почувствовала бы, перенеси меня неведомая сила из нашей гостиной на сцену, ярко освещенную прожекторами. Я попробовала сглотнуть, но поперхнулась и закашлялась.
Шериф вцепился пятерней в мое плечо и встряхнул, как встряхивают автомат, отказывающийся выдавать жвачку.
– Она здесь? – задал новый вопрос Нильсон.
– Нет, – ответила я, ощутив, как увлажились глаза. – Она должна была прийти ко мне вчера вечером, но так и не появилась.
Шериф схватил меня за подбородок; по моей челюсти, как ток по проводу, пробежала колкая боль.
– Вы что удумали? Групповое самоубийство? Вы сговорились, так?
– Джером, довольно, – вмешался отец; оттащив от меня Нильсона, он повторил свой вопрос: – Что все-таки произошло?
Шериф пригладил руками свои всклокоченные, как сахарная вата, волосы. Слова дались ему с заметным трудом:
– Рой Тафт собрался порыбачить. Встал, едва стало светать. Решил перед уходом заглянуть в комнату дочери, «чмокнуть ее в щечку». Но Бренды в кровати не оказалось. Тафт обошел весь дом, но нигде ее не нашел. Он позвонил мне, и я примчался сюда.
Нильсон снова бросил взгляд на меня, потиравшую подбородок.
– Если ты что-то от меня скрываешь, пожалуйста, помоги, – попросил он. – Я не могу допустить, чтобы в мое дежурство пропали
Шериф сделал акцент на слове «две» так, как будто исчезновение одной было приемлемо, а пропажа двух – перебор. Или так, как если бы он знал о первой, поскольку сам был причастен к ее исчезновению, а вот пропажа второй явилась для него полной неожиданностью.
Мне едва удалось сделать глубокий вдох.
– Если Бренда пропала, расспросите Рикки, – бросила я Нильсону. – Рикки, Анта и Эда. Они должны знать. Эд вернулся в город. Он подарил Бренде сережки.
Отец и шериф Нильсон обменялись тяжелыми взглядами.
– Ты знаешь, где остановился Эд? – уточнил у меня папа.
Я помотала головой. И тут же вспомнила о хижине, в которой мне довелось побывать во время своей первой и единственной вечеринки.
– Он упоминал о хижине какого-то приятеля рядом с каменоломнями, вроде у Карьера Мертвеца. Если вы доедете до самого конца дороги, ведущей к каменоломням, выйдете из машины и углубитесь в лес на север, хижина будет примерно в девяноста метрах.
Место, где Ант сфотографировал меня без футболки.
Шериф Нильсон продолжил буравить меня взглядом:
– А тот парень, затейник с ярмарки, который продал Бренде травку? Ты видела его в нашем районе? У него борода, придающая ему схожести с Авраамом Линкольном. Если ты его видела, то поймешь, о ком я спрашиваю.