Звереныш (СИ)

После лечения туман в его голове развеялся — тот туман, что клубился в мозгу с того самого момента, как жизнь Щенка изменилась. Теперь он помнил свою жизнь. Всю, до последних часов и минут. Так помнил, что ему оставалось лишь упасть и завыть, как дикому зверю — настолько страшна была действительность. Не осталось одеяла, укрывающего от страшных воспоминаний. Две жизни — жизнь Адруса Симгса, как мальчика называли до того, как голова матери коснулась его ботинка, и жизнь Щенка, а теперь — Звереныша. Развилка, после которой жизнь пошла совсем по — другому, излом.

По широкому проходу между рядами Звереныша подвели к свободной кровати в дальнем углу зала, и парень — сопровождающий указал рукой на верхнюю полку:

— Сюда. Это твое место. На ближайший год — если выживешь. конечно. Вот тут шкаф — можешь сюда складывать свои вещи. Но их у тебя будет немного, хе хе хе…

— Ты рассказывай о правилах, а не развлекайся! — перебил парнишка пониже — он ведь ничего не знает! Попадет в неприятности, а с нас потом спросят!

— Ну и расскажи! — огрызнулся первый — Язык засох, что ли? Как лезть под руку, так ты первый, а чтобы делом заняться…

— Хорошо. Я расскажу — невозмутимо кивнул второй — Итак, парень, слушай простые правила. Первое из них — слушаешься всех, кого тебе положено слушаться, особенно тех, у кого серебряный череп на плече. Это Псы. Им отдаешь салют, а если они отдают приказ — выполняешь не раздумывая и бегом. Вообще — твоя судьба слушаться всех, кроме таких же как ты бывших рабов, ставших щенками. Присматривайся, позже тебе объяснят систему командования школой, сейчас это бесполезно. Не нужно. Дальше: отбой по сигналу, подъем тоже по сигналу, на рассвете. Умываться, одеваться быстро — не успеешь — плети. По сигналу на завтрак, по сигналу на обед, по сигналу ужин — все по сигналу. Сортир у входа, вон та дверь. Там же можно помыться и постирать одежду. Все делаешь сам, пока не станешь Псом. Когда пройдешь Ритуал, тебе выдадут несколько комплектов одежды — для повседневности, парадную и тренировочную. Ну…все. Скоро будет ужин, идешь со всеми, садишься, ешь — тоже по сигналу. Не успел — остался голодным. Не бойся, привыкнешь, голодным не будешь. Кормят у нас хорошо, всем хватает.

— Только выживают не все! — хохотнул высокий и прищурил темные глаза — Скоро тут будет посвободнее!

— И чего смешного? Да, многие умрут, и что? Это путь Пса, и мы должны его пройти! — серьезно, со звоном в голосе сказал второй парень — Наша судьба! Все, Звереныш, пока что отдыхай. Кстати — в башмаках на постель не ложись, заметит звеньевой — пять плетей.

Парни повернулись, пошли к выходу, выкинув новичка из своей головы, а Щенок остался стоять, обдумывая сказанное. Потом быстро сбросил башмаки, в два движения, выбросив тело вверх, ловко взгромоздился на кровать. Нижняя пока свободна, но видно было, что кто‑то на ней уже полежал — ровно застеленная постель смята и растрепана.

Улегшись, Щенок сложил руки на грудь, как покойник и закрыл глаза, продолжая прислушиваться к происходящему в казарме, а еще больше, к тому, что происходило в нем самом.

Ощущения были странными — руки, ноги, плечи — все зудело, кожу будто кололо маленькими, очень маленькими иголочками, хотелось повернуться, лечь поудобнее, потереть кожу ладонью, сделать так, чтобы зуд исчез, чтобы тело успокоилось, позволило отдохнуть усталому мозгу. Мозг не отставал от тела. В нем шла какая‑то перестройка — мелькала мешанина из образов, слов, перед глазами всплывали то лицо мертвого отца, зажавшего в руке меч, то образ матери, как волчица вставшая на защиту своего щенка и в буквальном смысле сложившая свою голову для того, чтобы жил он, Адрус Симгс, ничтожный трус, позволивший умереть той, кто дала ему жизнь.

От нахлынувших чувств Щенок сморщился, и по его щеке покатилась тяжелая мутная слеза, капнув на застиранную, но еще крепкую холщовую простыню, выглядывающую из‑под одеяла.

— Глянь — он плачет! — услышал Щенок, и едва не вздрогнул, тут же разозлившись на самого себя, как он мог подпустить чужого так близко и не услышать?

Щенок открыл глаза — перед кроватью стоял крепкий парень лет пятнадцати — шестнадцати, из местных, смуглый, черноволосый, курчавый. Местных можно было сразу отличить по смуглой загорелой коже — здесь редко заморачивались с тем, чтобы прикрыть тело от палящих лучей южного солнца, даже свободные часто ходили полуобнаженными, а уж рабы, те вообще могли находиться посреди толпы в одной набедренной повязке, или совсем без нее. Нагота здесь не вызывала никакого интереса, если только обнаженный не был хорошенькой молодой девушкой.

— Чего надо? — бесстрастно спросил Адрус, повернув голову к чужаку. Щенок не хотел дружить с местными — они напоминали ему о тех, кто сломал его жизнь, убив отца и мать. Глядя на курчавого парнишку, Адрус явственно вспомнил лицо того воина, что бился с матерью, и по коже прошла дрожь вожделения от предвкушаемого убийства — когда‑нибудь он доберется до этой твари и вырежет темные глаза, так похожие на глаза этого вот паренька — раба.