Звери дедушки Дурова

Я хочу сказать несколько слов о процессе внушения животным. Чтобы что-нибудь внушить животному, необходимо его сначала подготовить к процессу внушения; животное должно чувствовать, что воля человека — непреложный закон, которого оно не смеет ослушаться. Если животное не обезволено, тогда заранее можно сказать, что опыт не удастся.

Один мой знакомый хотел проделать такой опыт-внушения над моей собакой, которая лежала под диваном. Он ее позвал по имени, но собака даже не шевельнулась. Тогда он пустил в ход разные ласкательные имена, чтобы вызвать ее из-под дивана. Но и тут дело не пошло на лад. Опыт был испорчен. При первом же окрике в его голосе должна была прозвучать властная нота повелителя, которая бы парализовала волю собаки и сделала бы ее послушным орудием в его руках.

Возьмем, для примера, простую задачу — внушим собаке, чтобы она подошла к столу и взяла лежащую на нем книгу.

Я подзываю Лорда. Он подходит. Я беру его голову в свои руки, как бы подчеркивая этим, что его воля находится в моей власти, что он должен совершенно подавить свою волю, быть только нерассуждающим исполнителем моих повелений. Для достижения этого я впиваюсь строгим взглядом в его глаза, которые точно срастаются с моими глазами.

Воля собаки подчинена всецело воле человека; она точно парализована. Я напрягаю все силы своих нервов, сосредоточиваюсь на одной мысли до того, что забываю обо всем окружающем.

А мысль эта состоит в том, что я должен запечатлеть в своей голове очертания интересующего меня предмета (в данном случае стола и книги) до такой степени, что, когда я оторву взгляд от данного предмета, он должен ясно стоять передо мной.

В течение, приблизительно, полминуты я буквально «пожираю» предмет глазами, запоминаю его малейшие подробности, складку на скатерти, трещину в переплете, стершиеся на его корешке буквы, и, когда я все это хорошо запомнил, поворачиваю к себе Лорда и смотрю ему в глаза, вернее дальше глаз, куда-то вглубь. Я запечатлеваю в мозгу Лорда то, что запечатлено в моем мозгу. Я мысленно рисую ему шаг за шагом весь его путь: часть пола, ведущую к столу, ножки стола, скатерть и, наконец, книгу.

Собака начинает нервничать и беспокойно старается освободиться от навязанных ей действий.

Тогда я ей даю мысленное приказание: «Иди».

Лорд вырывается, как машина, подходит к столу и берет зубами книгу. Задание исполнено. Лорд чувствует себя облегченным, как будто с него свалилась давившая его огромная тяжесть, и постепенно успокаивается.

Впрочем, сущность внушения до сих пор еще не вполне исследована наукой и является пока загадкой.

Внушать можно, конечно, не одним собакам, но и другим животным. Один знаменитый французский ученый Шарко глазами останавливал разъяренного быка.

Лорд не только отлично поддавался внушениям; он научился произносить несколько членораздельных звуков.

— Какая первая буква в азбуке, Лорд? — говорю я.

— А, — отвечает Лорд.

Я предлагаю ему произнести слово «мама», и собака, с легким хрипом, говорит «мама». Видно, что она делает над собой усилие, чтобы справиться с этим хитрым человеческим изобретением — словом.

Я научил Лорда танцовать и разыгрывать разные сценки. Актером он был замечательным, точно так же как и мой фокс-терьер Пик, Рыжка и Шпиц, из породы шпицев.

Лорд решал легкие задачи лаем.

Публика выкрикивает какую-нибудь однозначную цифру. Лорд лает столько раз, сколько единиц в этой цифре… Таким же образом он говорит сумму сложения и разницу при вычитании. Конечно, я помогаю ему мысленно остановиться во-время.

Другие собаки, имена которых я упомянул, были тоже славными артистами.

Шпиц был мастером «ломать» комедии, — он отлично притворялся мертвым, изображал из себя пьяного и валялся по арене. Он участвовал в суде над собою, по собачьим законам, и, осудив себя к заключению в тюрьму, удирал с цепи, потом устраивал целый ряд проказ, преступлений и возвращался к цепи как ни в чем не бывало, просовывая мордочку в ее кольцо.

Одним из редких талантливых артистов был мой маленький фокс-терьер Пик. Грациозный, прекрасный танцор, он проделывал в воздухе такие прыжки, показывал такие изящные па, что ему позавидовал бы любой балетный танцор.

Фокс-терьеры очень легко научаются ходить на передних лапках, они очень гибки и способны к акробатике. Таков был и мой Пик.

Он очень ясно, яснее Лорда, произносил слово «мама»; он был героем моей собачьей трагедии «Как хороши, как свежи были розы».

К моему большому горю, Пик стал жертвой своего изощренного вкуса.

Он был хорошим гастрономом, любил все острое.

Получив у меня сытный обед, Пик любил отправляться в поиски за отбросами в помойные ямы и однажды чего-то наелся и отравился.

Пик был первой собакой, которая обессмертила свое имя, — оно появилось в серьезной научной работе профессора Бехтерева, производившего над ним свои опыты внушения.

IX

ДЭЗИ и МАРС