Звери, птицы, характеры

Летом Лика купалась не только в тазу. Во дворе нашей Лаборатории был установлен большой металлический бассейн. Стоило выпустить Лику из клетки, она целенаправленно шлёпала к выходу из здания, выходила на улицу и шла прямиком к бассейну. Там она сама залезала в воду, и тут уже просто мытьём дело не ограничивалось. Лика плавала и ныряла, причём, плавая, она прижимала передние лапки, сжатые в кулачки, к груди и гребла сильными задними лапами, снабжёнными перепонками. Под водой кургузое Ликино тельце вытягивалось, становясь гибким и даже грациозным. А ещё оно казалось совершенно гладким и блестящим, как фарфоровая статуэтка. Это происходило потому, что длинные и немного сплющенные шерстинки слипались в воде между собой, образуя сплошную гладкую поверхность, препятствующую проникновению воды в подшёрсток и его намоканию. Нутрии прекрасно приспособлены к плаванию. Кроме перепончатых задних лап и особого строения шерсти с коротким, плотным подшёрстком и длинными шерстинками, которые называются остью, у них есть ещё несколько интересных приспособлений. При погружении под воду ноздри нутрий смыкаются, а чтобы вода не затекала в уши, из ушных раковин торчат пучки длинных волосков, благодаря которым образуется воздушная пробка, препятствующая попаданию воды.

Когда Лика подросла, мы пересадили её в вольер побольше, в компанию к мирнейшему существу – дикобразу Кате. Катя была значительно крупнее Лики, и Лика сразу же приняла её главенствующее положение. Катя первой подходила к миске с едой и, взяв зубами понравившийся кусок, отходила, ложилась на живот и, зажав кусок передними лапами, принималась грызть. Вместе они не играли, но тем не менее их связывала дружба. Спать они всегда укладывались рядышком: Лика возле Кати, а Катина голова часто лежала на спине у Лики.

Очень интересно было наблюдать совместные прогулки дикобраза и нутрии. Катю мы выпускали гулять не так часто, так как при всей своей доброте, выходя на свободу, она напоминала убеждённый в своей правоте танк. Подняв иголки на спине и накрывшись ими как бронёй, Катя решительно двигалась в направлении соседних клеток. Тут она принималась крушить замки и дверцы, причём отнюдь не с благородной целью выпустить их обитателей на желанную и обретённую ею самой свободу, а для того, чтобы проверить, что они там не съели и не мечтают ли они пригласить её на обед. Зубами она вцеплялась в угол дверцы вольера и дёргала за него со всей мощью своего тридцатикилограммового тела, упираясь в пол короткими сильными лапками до тех пор, пока дверца не поддавалась. Если ей удавалось взломать вольер, она тут же съедала содержимое всех кормушек и направлялась к следующему. Если же мы отгоняли крушительницу и этот трюк не удавался, то Катя так же решительно отправлялась к выходу из Лаборатории. За ней, как исполнительный адъютант, почтительно отставая на полкорпуса, шлёпала Лика, причём, как истинный друг, постоянно гукая – что-то рассказывая Кате. Остановить эту компанию могла только швабра. Её вид действовал на Катю убедительно. Правда, заставить её отказаться от намеченной цели всё равно было трудновато, но изменить направление движения на правильное помогало.