Зверя зависимость (СИ)

Дядя смотрит на меня внимательно, изучает. А у меня даже сфокусироваться на его лице не получается. Убойная штука этот портвейн! Мысли путаются, изображение нечёткое, и подташнивает меня.

— Всё? — хриплю, потому что горло свело от крепкого и гадкого напитка.

— Пожалуй, да, — у Рамиля язык немного заплетается.

Он и Женька — два толстокожих слона. Они полбутылки этой дряни вылакали и живы остались. Как — загадка для меня.

— Пойдём спать, пожалуйста, — мой пьяный мозг отчаянно пытается выдавать правильные мысли.

— Кнопка, я хочу… — дядя нервно сглатывает, наливает портвейна и выпивает махом. — Нет, не хочу… Но я должен.

Он встаёт, делает несколько шагов назад и оказывается в прихожей. Щёлкает выключателем, в коридоре загорается лампочка.

А потом случается что-то страшное.

Дядя встаёт на четвереньки и увеличивается в размерах.

У меня перед глазами всё плывёт, и то, что происходит, обрабатывается моим нетрезвым мозгом процентов на пятьдесят.

Я вижу, как расползаются спортивки на Рамиле, как его тело покрывается густой шерстью. У меня немеет всё от макушки до кончиков пальцев на ногах. Я бы сбежала… В окно бы сиганула с девятого, не раздумывая, но не могу пошевелиться.

Передо мной стоит… волк. Волк!

Волк?

— Твою мать… — шепчу, не чувствуя губ и языка.

Чудовище — помесь волка и медведя. Дикая кавказская овчарка или что-то вроде того. Невероятно большой шерстяной зверь стоит в коридоре и смотрит на меня жёлтыми глазами. Он ложится, прижимает морду к полу.

Вспоминаю Гарика, и мне почему-то больше не кажется, что его артистизм в прямом эфире был ради хайпа. Соловьёв именно такое чудище описывал.

Твою мать — повторяю мысленно, а зверюга поджимает уши. Я вижу, что он не собирается на меня нападать, но один фиг страшно. Очень страшно! И не ясно, что думать.

Это оборотень? Рамиль — оборотень?

Быть этого не может!

Головокружение усиливается, в глазах темнеет, и мне вдруг становится легко и хорошо.

Глава 27

За окном утро. Я лежу на диване. Одна. Я — боль.

Несколько минут пялюсь в белый потолок, а потом поворачиваю голову — она болит, и шея тоже.

Я не профи в литроболе, и пара стаканов крепкого не самого качественного портвейна способны меня погубить. Вспоминаю, что вчера было…

Белочка ко мне приходила, похоже.

Поворачиваю голову в другую сторону, и у меня перед лицом возникает мохнатая морда. Из зубастой пасти высовывается розовый язык.

— Чёрт! — рывок, и я падаю с дивана на пол, а чудище остаётся по ту сторону мягкой мебели.

У меня нос в слюнях. Вытираю ладошкой. Пипец! Оно меня лизнуло!

Осторожно высовываюсь, чтобы посмотреть на белую горячку. Смотрю. Становится только хуже. Меня мутит. Нет, зверь отвращения не вызывает, он выглядит милым и даже растерянным. Это похмелье всё… Или белочка?

— Рамиль? — я прижимаю ладонь к гудящему от боли лбу.

Зверюга вздыхает и вполне по-человечески кивает. Он даже что-то вроде «угу» умудряется выдать.

Мать моя женщина, отец мой мужчина! Кто-нибудь вызовите скорую помощь. Психиатрическую бригаду. Оборотней не бывает. Это сказки, фэнтези, легенды… Фольклор, если хотите.

Нет?

Я прячусь под диван. Лучше здесь полежу, потому что сил сбежать нет. Я даже уползти не в состоянии.

— Кнопка, вылезай оттуда, — голос дяди заставляет меня содрогнуться.

— Нет! — воплю, и собственный крик причиняет нереальную боль. — Нет… — повторяю тихо. — Не вылезу.

— Ладно, — басит, и я слышу его шаги.

Сильные руки поднимают меня, словно игрушку. Рамиль несёт меня в кухню, а я отбиваюсь, как могу. Могу слабо. Неэффективно. Причиняя себе — похмельной — движениями и криками боль.

Он усаживает меня на табуретку, и я прижимаю коленки к груди, смотрю на него исподлобья. Голый… Дядя суетится — ищет что-то в холодильнике. Кефир. Наливает его в кружку, ставит на стол, а сам садится напротив меня.

Следы вчерашней попойки убраны. Посуда чистая, кухня проветрена.

— Как-то так, кнопка… — смотрит на меня внимательным тяжёлым взглядом, а я хочу провалиться сквозь землю.

Беру кружку с холодным кефиром, глотаю, и меня снова мутит. Держусь из последних сил, потому что добраться до санузла я чисто физически не смогу.

— Водички бы, — шепчу.

— Сейчас, — Рамиль подрывается, наливает в стакан воду из чайника. — Держи.

— Спасибо, — пью мелкими глотками с перерывами.

Молчу. Дядя смотрит на меня, не моргая. Ждёт.

— Скажи что-нибудь, — просит с виноватым видом.

— Уверен? — выгибаю бровь.

— Да.

— Это пи*дец какой-то!

Бородатый дядька меняется в лице. Он очень хочет высказать мне за мат, но держится. Правильно. Как иначе я — русская девушка — должна выразить эмоцию от пережитого? До сих пор поверить не могу, что реальность не подвела. Я видела своими глазами, как Рамиль превратился в волка!

— Так… — пью воду, соображаю. — Значит, Игоря Соловьёва ты потрепал?

— А что мне было делать? — возмущается дядя. — Ты кричала.

— Опустим это, — я не готова спорить. — Ты оборотень, — у меня из горла вырывается нервный смешок. — Пожалуй, это слишком.

— Тебе не понравился мой волк?

Что? И-и-и… Не понравился? Да я кирпичей чуть не наделала! На трансформаторную будку хватило бы.