Зверинец верхнего мира

В свое время Электрический Лис и его закадычный приятель Камышовый Кот, попечитель мурлыкающих интонаций из департамента устной литературы, да еще две-три резус-макаки, прямо со студенческой скамьи, спорили о коварстве Хины-Мары-Мораны-Ран и, после долгих разногласий, все-таки сошлись на том, что эта пожирательница юнцов и вовсе не обладает разумом, потому что все время спит или полуспит, решили также, что Морана, несмотря на свою акулью пасть, создание кроткое и даже безвольное, как та корова, которая позволяет, чтобы ее доили змеи, даром что владычица Нижнего Мира народилась из ямки, которую Великий Отрыватель Небес провертел отнюдь не пальцем, коварство же исходит от эмпусов, этих одноногих, ослоногих и вовсе безногих нежитей, но и от эмпусов есть хорошее средство, к которому не раз прибегал Аполлоний Тианский. Надо бранить их на чем свет стоит, временно это помогает, – сказал Электрический Лис, большой книгочей.

– Ничего подобного, – возразил ему Камышовый Кот, который в книги сроду не заглядывал. – Лучшее средство от эмпусов – это плеснуть им на ноги горяченького розового варенья.

– А если у которых нет ног? – спросили резус-макаки, прямо со студенческой скамьи. И спор разгорелся с новой силой.

Но разговоры разговорами, а когда Тануки вознамерился обхитрить Хину-Мару-Морану-Ран, никто из спорщиков не составил ему компании, а луна, украшенная веточками высохшей элодеи, уронила две-три слезинки, глядя ему вслед, и покрепче прижала к себе не ко времени развеселившегося кролика. Только бабочки-корольки, колибри, синицы-гренадеры и трясогузки – птицы заключили временный мир с этими символами человеческих душ, вся эта крылатая мелочь, которая умирает, не ведая, откуда приходит смерть, а может быть, и вовсе не умирает, по крайней мере, не знает о старости, заставляющей быть начеку с эмпусами, запасаться бранными выражениями или вареньем из розовых лепестков (возобновление спора мы здесь опускаем) – только пташки да бабочки согласились быть спутниками Тануки, его товарищами на пути в Нижний Мир, а веселее компании, пожалуй что, не найдешь. Бум-бум-бум: Тануки катится к морю, зад его увешан репейниками, в которые колибри и гренадеры навтыкали перышек самой веселой раскраски, и шелковая занавеска над входом в лисью нору начинает колыхаться за час до того, как ее отдергивает лапа енотовидного песика.

Никогда вдовый барабанщик не был так разъярен, как теперь, когда узнал, что все старания Рататы ни к чему не привели, а луна, украшенная веточками элодеи, и бум-бум вывели его из себя настолько, что он наложил в штаны. Соседи сложились ему на другие, а эти возложили в гроб и захоронили на сельском кладбище, таким образом, ленивую старуху похоронили повторно, но во второй раз, при всех почестях, которые оказывали праху покойной, никто пальчиков не облизывал, а ведь были и плакальщицы, и бронзовый колокол. «Но неужто на оборотня-барсука нет управы?» – думает овдовевший старик.

– В горах, в лесах, в домах, в камышах ничто не может погубить Тануки, – сказал ему один желтолицый бродяга в сорочке из птичьих перьев, – но хитрый оборотень погибнет, если сам спустится навстречу смерти, если войдет в Нижний Мир, на луга, поросшие беленой. Там не миновать ему эмпусов, этих полуженщин-полуослиц, не спастись от их копыт и ногтей, потому что Тануки-Добряк не сможет выбранить их должным образом: уставные ругательства ему не известны.

– Но поди-ка заставь его туда спуститься, – ворчит облегчившийся вдовец, – тут у него такая слава, там он никто.

– Как только он узнает о существовании Нижнего Мира, – провинциальные оборотни вроде вас, мужланов, много чего не знают, – не будет ему покоя, как только услышит он имя пожирательницы юнцов, не сможет он не поддаться искушению перехитрить ее так же, как и вас, мужланов. – И, уронив несколько аистовых перышек, прежде чем исчезнуть, желтолицый аскет сообщил старику несколько имен, чтобы тот ежедневно вручал их горному эху: Хина-Мара-Морана-Ран, впрочем, порядок произнесения этих имен не обязателен, и эхо (что может быть веселее испорченного телефона?) меняет местами их, как хочет, добавляя даже несколько собственных звуков, которые образуются в холодных трещинах камней, озвончаются сводами пещерок, оглушаются грибами и мхом. Важнее то, что леса и горы наполнились незнакомыми созвучьями, озадачившими любопытного Тануки, так что несколько книжек по истории Нижнего Мира, украденных в областном филиале императорской библиотеки, да заодно и букварь (Тануки ведь был неграмотен), заразили его мечтой одурачить саму хозяйку этого беспредельного подвала.