— Нечто подобное я подозревал. — Полковник удовлетворенно похлопал по документу.
— Считаете, что перед нами прототип Робин Гуда?
— Не знаю… Знаю только, что этот блондин играет с нами в одной команде.
— Пока!..
— В этой жизни, дорогой мой майор, все только пока. И враги, и партнеры, и радости.
— Не понял?
— А что тут понимать? Жить следует по Толстому! Делай, что должно, и будь что будет…
Глава 18
Бывают минуты, когда память кажется лишней. Такое случается не слишком часто, но и не слишком редко. Ведь в жизни всякое приходится пережить, но помнить хочется только светлое. Настроение у Валентина было преотличное, его можно было бы назвать вполне счастливым в эти минуты человеком, и только тяжелая память прошлого тянула сегодняшний островок счастья на дно. Необходимо было что-то предпринять, и он попытался отбросить память, как отбрасывают хвост спасающие жизнь ящерицы. Он спасал не жизнь, а свой островок счастья. Крохотный и лучезарный, затерявшийся в свинцовом океане тоски и холода. Вот некто заботливый и неведомый с мастерством иллюзиониста взмахнул занавесом, прикрыв все давнее и недавнее, и сразу стало легче. Годы ушли, возраст превратился в отвлеченную категорию, Валентин чувствовал себя молодым и свободным. Река жизни, чистая и звонкая, несла его бесконечными излучинами, нашептывая слова, от которых замирало сердце.
Виктория оказалась прекрасной ученицей. Ему пришло на ум, что и учить-то ее, собственно, уже нечему. Любовь нашептывала советы, и они не пропускали ее слова мимо ушей. Осторожность первых прикосновений, стеснительная нерешительность — все осталось позади. Валентин больше не ощущал сковывающей обязанности быть педагогом и притворщиком. Неуловимо быстро она сравнялась с ним и в чем-то даже превзошла, ибо стала женщиной, а превзойти женщину в любви невозможно. Единственный учитель — природа позволяла им все, и они упивались этой свободой, расставшись с последними условностями прошлого. Он ласкал ее тело, доверчиво-доступное, по-юному нежное, и происходящее никоим образом не походило на все прежние встречи подобного рода. Вообще-то встреч подобного рода у него и не было. Были случки — приятные, веселые, опустошающие, и не более того. Сейчас о них не хотелось вспоминать, словно эта часть жизни была теперь отгорожена стеной. Разница, которую Валентин прочувствовал только теперь, по-настоящему ошеломила его. Все действительно начиналось только сейчас, потому что только с любовью в этой жизни и может что-либо начаться. Теплая ладонь бабушки на твоей голове, ласковые слова матери, нежные прикосновения возлюбленной. Все иное — фон, шелуха и второстепенное, разглядеть главное за которым удается лишь тем, кто вглядывается и действительно хочет увидеть. Он оказался способным полюбить, и это стало важнейшим открытием последних дней.
За окнами уже рассвело, когда, не удержавшись, он в первый раз зевнул.
Сказывалась усталость нелегких суток. Он не хотел засыпать, но она поняла его без слов. Положив голову Валентина к себе на ладонь, губами прикрыла его слипающиеся веки:
— Спи…