Через неделю вернулись все альфы, кроме Улема и Дынко, а нашему браку исполнилось два месяца.
Волки
Улем тратил на редкость много времени, пытаясь понять, как и о чем может думать молодая девчонка. И каждый раз вспоминал слова Радима, утверждающего, будто их мир настолько странный, что проще разгадать десяток хитроумных планов вражеского нападения, чем понять, что может волновать в данный момент такое непредсказуемое создание, как женщина.
Наверное, стоило просто поговорить с Дареной, хоть какую-то часть правды она бы ему сказала. Но Улем, честно говоря, всегда старался держатся подальше от женщин и просто не знал, о чем с ними можно разговаривать. Поэтому пока он занимался анализом способов, которыми дивы могли бы до Дарены добраться. Все складывалось чудесно — способов не было, но Улем, как всякий умный человек, знал, что никогда не стоит расслабляться и был начеку.
Еще раз изучив всю доступную ему информацию, Улем все-таки нашел одну потенциальную опасность, о чем тут же и сообщил Радиму. По мнению Улема, Дарена не имела четкого представления ни об опасности, в которой находилась, ни о методах, к которым могут прибегнуть их противники, а сам Радим, вместо того, чтобы ее предостеречь, делал все, чтобы Дарена и дальше оставалась в неведении.
Радим выслушал Улема очень внимательно. А потом заявил:
— Все, что касается дел, связанных с землями и народом, я готов выслушать и не могу не принимать во внимание. Но все, что касается Дарены, буду решать сам. Она еще все узнает, пусть пока живет спокойно, не могу сейчас разрушить ее счастье, оно итак слишком хрупкое, чтобы его искусственно укорачивать.
Совершено неожиданно Улем подумал, что его чем-то эти слова задевают.
— Знаешь, что? — сказал. — Ты сам просил меня искать и уничтожать потенциальные опасности. Вот я такую нашел — в настоящий момент Дарена не в состоянии адекватно оценивать опасность. Ты, конечно, стараешься ее уберечь, но только лишаешь шанса на самооборону. Своей чрезмерно раздутой защитой ты лишаешь ее самого простого оружия — знания, помогающего ориентироваться в сложной ситуации, если она вдруг в нее попадет, а рядом никого не окажется.
Радим был непреклонен.
— У нас достаточно сил, чтобы оградить ее от подобных ситуаций, пока она в замке. Если будем выезжать — расскажу.
Улем редко сердился и выдержка не оставила его и в этот раз. Поднявшись, он просто молча ушел.
Глава 20. Другая сторона медали
Той ночью я проснулась опять далеко за полночь. Радима еще не было. Звать его не стала, сегодня вечером должен был приехать Дынко с новостями, наверное, задержался. Не буду мешать, Радим итак из сил выбивается.
Захотелось погулять по саду и подышать свежим воздухом. С той самой ночи меня не выпускали даже во двор, жутко надоело в четырех стенах торчать, хотя умом и понимаю, что так надо. Ну ладно, нельзя погулять, так хоть поесть. Вдруг страшно захотелось есть, этого желания побороть не удалось и ничего не оставалось, как встать и отправиться на кухню.
В коридорах погасли почти все лампы, значит, до рассвета всего часа два. Слишком долго до завтрака. Да и до кухни недалеко, а там наверняка осталось после ужина мясо. Хотелось именно мяса, поострей и позажаристей, хотя обычно я предпочитаю фрукты или сладости.
Войдя на кухню я увидела, что печь не совсем погасла, выпуская в стороны остатки мутного кровавого огня.
На столе, рядом с печью, лежала голая Верея, вцепившись ногами в мужчину над ней и постанывая от его движений. Впервые я видела, как Радим любит женщину… со стороны. Картина мгновенно и намертво отпечаталась в моих глазах. Шнурок на шее, который болтался, касаясь ее тела кончиками. Как меня когда-то… Капли пота на спине, блестящие на рельефе двигающихся под кожей мышц. Красиво… Жестоко…
Верея… Подруга, которая была первым моим якорем в этом чужом доме. Как страшно… Про него я думать просто не смогла.
По громкий стон я сделала шаг назад и поняла, что жить мне больше незачем. Дорога назад смазалась ровным серым пятном, вот моя комната, я сюда дошла… как-то. Разобранная кровать, нет, не могу смотреть. Чернота окна. Когда-нибудь будет рассвет. А у меня? Когда-нибудь станет светло, наступит утро. А у меня?
Что это? Мои вещи, выстиранные, выглаженные и аккуратно сложенные… Вереей. Платья, вот это, голубое, с пуговицами, больше всего любил мой муж. Прекрасная ткань. Совершенная, как… нет, уже не как та связь, что была между нами.
Мне не нужны совсем эти тряпки, они опускаются на пол за спину, много тряпок, меня тут… приодели. Зачем то.
Может, что-нибудь разбить? Посуду? Зачем? Окно? Глупо, нелепо, просто смешно.