Зверобой

Возможность получить еще двух слонов и уже упомянутые нами пистолеты, один из которых был недавно испорчен, вызвала сильное волнение среди гуронов. Однако Расщепленный Дуб выслушал это предложение совершенно равнодушно, хотя еще недавно пришел в восторг, узнав о существовании тварей с двумя хвостами. Короче говоря, этот хладнокровный и проницательный вождь был не так легковерен, как его подчиненные, и с чувством собственного достоинства, которое показалось бы излишним большей части цивилизованных людей, он отказался от взятки, потому что не хотел действовать по указке дарительницы.

— Пусть моя дочь оставит этих двухвостых свиней себе в пищу на тот случай, если у нее не будет дичи, — сухо ответил он. — Пусть оставит у себя и маленькие ружья с двумя дулами. Гуроны бьют оленей, когда чувствуют голод, а для сражения у них есть длинные ружья. Этот охотник не может теперь покинуть моих молодых людей: они желают знать, такое ли у него мужественное сердце, как он хвастает…

— Это я отрицаю, гурон! — с горячностью перебил его Зверобой. — Да, это я отрицаю, потому что это противоречит правде и рассудку. Никто не слышал, чтобы я хвастался, и никто не услышит, если вы даже с меня живого сдерете кожу и затем станете жарить трепещущее мясо со всеми вашими адскими выдумками. Я человек скромный, несчастный, я ваш пленник, но я не хвастун, у меня нет к этому склонности.

— Юный бледнолицый хвастает тем, что он не хвастун, — возразил хитрый вождь. — Должно быть, он прав. Я слышу пение весьма странной птицы. У нее очень красивые перья. Ни один гурон не видывал таких перьев. Но им будет стыдно вернуться к себе в деревню и сказать своему народу, что они отпустили пленника, заслушавшись пения этой птицы, а имени птицы назвать не смогут. Они не знают, королек это или пересмешник. После этого моим молодым людям прикажут ходить в лес не иначе как в сопровождении матерей, которые будут называть им имена птиц.

— Вы можете спросить мое имя у вашего пленника, — сказала девушка. — Меня зовут Юдифь. И о Юдифи много говорится в книге бледнолицых, которая называется Библией. Если я птица с красивыми перьями, то у меня все же есть имя.

— Нет, — ответил коварный гурон, внезапно заговорив довольно правильно по-английски. Он хотел этим доказать, что до сих пор только притворялся, будто не понимает этого языка. — Я не спрошу у пленника. Он устал, он нуждается в отдыхе. Я спрошу мою дочь со слабым умом. Она говорит правду. Поди сюда, дочь, отвечай. Твое имя Гетти?

— Да, так меня зовут, — ответила девушка, — хотя в Библии написано «Эсфирь».

— Значит, твое имя тоже написано в Библии. Все написано в Библии. Ладно. Как ее имя?

— Юдифь — так пишется в Библии, хотя отец иногда называл ее Джуди. Это моя сестра Юдифь, дочь Томаса Хаттера, которого вы называли Выхухолью, хотя он вовсе не был выхухолью, а таким же человеком, как вы сами; он жил в доме на воде, и этого должно быть вам достаточно.

Улыбка торжества засветилась на сморщенной физиономии вождя, увидевшего, каким успехом увенчалось его обращение к правдолюбивой Гетти. Что касается самой Юдифи, то в тот миг, когда сестру ее подвергали допросу, она увидела, что все погибло, ибо никакими знаками и даже увещаниями нельзя было заставить солгать правдивую девушку. Юдифь знала также, что отныне тщетны будут все попытки выдать дикарям дочь Выхухоли за принцессу или знатную даму. Она поняла, что ее смелый и остроумный план кончился неудачей по самой простой и естественной причине. Тогда она обратила свои глаза на Зверобоя, молчаливо заклиная его спасти их обоих.

— Ничего не выйдет, Юдифь, — сказал молодой человек в ответ на этот взгляд, значение которого он понял. — Ничего не выйдет. Это была смелая мысль, достойная жены генерала (в это время Расщепленный Дуб отошел на некоторое расстояние и не мог слышать их разговор), но этот минг не совсем обыкновенный человек, и его нельзя обмануть такими затейливыми хитростями. Все должно идти своим обычным порядком, чтобы облако могло затуманить его глаза. Слишком трудно заставить его поверить, будто королева или важная дама живет в здешних горах. Без сомнения, он догадался, что красивое платье, в которое вы одеты, принадлежит к числу вещей, награбленных вашим отцом или тем, кто считался когда-то вашим отцом.

— Во всяком случае, Зверобой, мое присутствие здесь спасет вас на некоторое время. Они вряд ли посмеют мучить вас у меня на глазах.

— Почему не посмеют, Юдифь? Неужели вы думаете, что они будут больше считаться с бледнолицей женщиной, чем со своими сквау? Правда, ваш пол, по всей вероятности, избавит вас от пыток, но он не спасет вашей свободы и, быть может, не спасет даже вашего скальпа. Мне бы очень хотелось, чтобы вы не приходили сюда, добрая Юдифь; мне от этого не будет никакого проку, а вам может причинить большой вред.

— Я могу разделить вашу судьбу! — ответила девушка с великодушным энтузиазмом. — Они не причинят вам никакого вреда, пока я стою здесь и могу помешать этому… если только…