Зверобой, или Первая тропа войны

Джудит изо всех сил старалась сохранить внешнее спокойствие, но чувства, обуревавшие ее в эту минуту, не позволяли ей говорить без едкой горечи. Хетти посмотрела на нее с упреком.

— Не годится дочке Томаса Хаттера говорить такие слова, когда Томас Хаттер лежит и умирает у нее на глазах, — возразил Непоседа.

— Слава богу, это не так! Какое бы пятно ни лежало на памяти моей бедной матери, я, во всяком случае, не дочь Томаса Хаттера.

— Не дочь Томаса Хаттера?! Не отрекайтесь от старика в его последние минуты, Джудит, потому что такой грех бог никогда не простит. Если вы не дочь Томаса Хаттера, так чья же вы дочь?

Этот вопрос заставил несколько присмиреть неукротимую Джудит; радуясь избавлению от отца, которого она никогда не могла любить по-настоящему, девушка совсем не подумала, кто же должен занять его место.

— Я не могу сказать вам, Гарри, кто был мой отец, — ответила она более мягко. — Надеюсь, по крайней мере, что это был честный человек.

— Чего вы не можете сказать про старого Хаттера? Ладно, Джудит, не отрицаю, что о старике Томе ходили разные слухи, но никто не застрахован от царапин. Есть люди, которые рассказывают разные гадости даже обо мне; да и вы, при всей вашей красоте, не избежали этого.

Трудно сказать, какие последствия могли вызвать эти слова при уже известной нам горячности Джудит и при ее застарелой неприязни к говорившему, но как раз в этот миг всем присутствующим стало ясно, что приближается последняя минута Томаса Хаттера. Джудит и Хетти стояли у смертного одра своей матери и хорошо знали все признаки неизбежного конца. Хаттер широко раскрыл глаза и в то же время начал шарить вокруг себя руками — несомненное доказательство, что зрение уже изменяет ему. Минуту спустя дыхание его начало учащаться, затем последовала пауза и наконец последний долгий вздох, с которым, как думают, душа покидает тело. Эта внезапная смерть предотвратила начавшуюся было ссору.

День закончился без дальнейших происшествий. Гуронам удалось захватить одну пирогу, и они, видимо, решили этим удовольствоваться и отказались от немедленного нападения на «замок». Приблизиться к нему под ружейным огнем было небезопасно, и этим, вероятно, и объясняется наступивший перерыв в военных действиях. Тем временем шла подготовка к погребению Томаса Хаттера. Похоронить его на берегу было невозможно, и, кроме того, Хетти хотелось, чтобы его тело покоилось рядом с телом матери на дне озера. Она напомнила, что сам он называл озеро «семейным кладбищем». К счастью она выразила свое желание в отсутствие сестры, которая непременно воспротивилась бы ее намерению. Но Джудит не вмешивалась в приготовления к похоронам, и все было сделано без ее участия и совета.

Чтобы совершить этот примитивный обряд, назначили час солнечного заката. Трудно было избрать для этого более подходящий момент, даже если бы речь шла о том, чтобы отдать последний долг праведной и чистой душе. Смерти присуще какое-то величавое достоинство, побуждающее живых людей смотреть с благоговейным уважением на бренные останки своих ближних. Все мирские отношения теряют свое значение, опускается некая завеса, и отныне репутация усопшего не зависит больше от человеческих суждений. Когда Джудит сказали, что все готово, она, повинуясь зову сестры, вышла на платформу и только тут впервые увидела все приготовления. Тело лежало на палубе, завернутое в простыню. К нему привязали тяжелые камни, взятые из очага, чтобы оно тотчас же пошло ко дну. Ни в чем другом не было нужды, хотя Хетти держала под мышкой свою неизменную библию. Наконец все перешли на борт ковчега, и это странное жилище, давшее последний приют бренным останкам своего хозяина, тронулось с места. Непоседа стоял на веслах. В его могучих руках они двигались с такой же легкостью, как будто он правил пирогой. Делавар оставался безучастным зрителем. Ковчег подвигался вперед торжественно, как погребальная процессия; весла мерно погружались в воду. Окрестный пейзаж как нельзя более соответствовал предстоящему обряду. Ни единой складки не было видно на зеркальной поверхности озера, и широкая панорама лесов в меланхолическом спокойствии окружала печальную церемонию. Джудит была растрогана до слез, и даже Непоседа, сам не зная почему, испытывал глубокое волнение. Внешне Хетти казалась совершенно спокойной, но сердечная скорбь ее была гораздо сильнее, чем у сестры. Уа-та-Уа, серьезная и внимательная, с интересом следила за всем, ибо хотя она часто видела похороны бледнолицых, но никогда не присутствовала при таком странном погребении. Делавар, тоже сосредоточенный и задумчивый, сохранял, однако, полнейшую невозмутимость.