Звезда

– Не нужно быть героем, воюя с крестьянами. Я потерял добрую треть отряда; прошу снять меня с должности Вашего командира. Раз солдаты дали себя убить людям далёким от военного дела, значит, я плохо их подготовил и недостоин должности, – обдумывая услышанное, Уран медленно склонил длинноволосую голову с блестящей проплешиной на темени, раздражённо отметив, что с порядочными людьми всегда так: другой бы всячески восхвалял собственную персону, а этот делает себя виноватым. Либо слишком глуп, либо слишком хитёр. В другое время он так бы и поступил, но сейчас бывалыми солдатами разбрасываться не стоило.

– Вы не выполнили мой приказ и потеряли часть стражи, но проявив в бою доблесть, сохранили обоз в целости. Я прощаю вас, но и благодарностей не ждите. Исполняйте свои обязанности.

– Когда прикажите вести новый караван?

– Каравана больше не будет. Незачем дразнить гусей.

– Но сир, – воскликнул солдат, – как же договорённости с Арием? Да и не сочтут ли Ваше снисхождение к преступникам за проявление слабости?

– Со своим братом я разберусь. А к преступникам снисхождения не будет. Пусть знают, что тому, кто лишает жизни моих слуг, найдётся место лишь в пекле.

Центральная площадь Гидеона гудела растревоженным ульем в предвкушении кровавого зрелища. Палач, невысокий почти квадратный мужчина с выделяющимся под кожаным передником животом разложив на деревянном помосте свои жуткие орудия, подводил их точильным камнем до остроты бритвы. Как это не странно звучит, но Ноэм любил свою жестокую работу, считая себя не кровожадным монстром, а скорее лекарем, вырезающим язвы на человеческом теле, и был мастером своего дела. Когда было нужно, казнь продолжалась часами, не задевая жизненно важных органов, а в другой раз смерть наступала мгновенно, и Ноэм старался не причинять лишней боли. Казни случались не часто, но всё же случались и палач, будучи человеком которого знал весь город, не носил масок, а покрывал голову капюшоном не из желания спрятать лицо, а лишь скрывая рано появившуюся лысину. Расправа должна была состояться около полудня, но зеваки стали занимать места на площади у помоста ещё затемно.

Вначале вышел зачитывающий приказы глашатай. Развернув свиток, он прокашлялся и, держа написанное на расстоянии почти вытянутых от себя рук, стал перечислять наследственные титулы правителя Гидеона, его достоинства и достижения и лишь после перешёл к главному:

– За преступление против Короны, выразившееся в нападение на продовольственный конвой, направлявшийся к брату Его Высочества, принцу Арию. Преступники, коварно убившие и ранившие доблестных воинов Гидеона, после тщательного разбирательства признаны виновными и приговорены к смертной казни. Зачинщик, известный как Роберт-кузнец, приговаривается к четвертованию, остальные к отсечению голов. Правосудие на стороне закона, никто не сможет, преступив его остаться без наказания. Да будет так, да смилуются над ними боги, – закончив, чтец вновь прочистил горло и, аккуратно свернув свиток, удалился преисполненный чувства собственной значимости.

Потом под охраной, облачённой в доспехи стражи, на подводах в железных клетках привезли шестерых осуждённых с наспех забинтованными ранами. Стража окружила помост, пресекая возможность отбить мятежников, встав полукругом с обнажёнными мечами и готовыми к бою копьями. С трудом поднимаясь на помост, осужденные на жестокую расправу представляли собой жалкое зрелище, мало походя на кровожадных разбойников и толпа, вначале встретившая их свистом, теперь поутихла. Лучше всех держался кузнец, высокий и статный в изодранном, окровавленном плаще. Было ли дело не в значительной тяжести его ран или в силе духа, но он, по крайней мере, старался в свой смертный час выглядеть достойно.

Со стены княжеского замка за казнью наблюдали принц Уран, сановные лица его двора, явно не получавшие удовольствия от кровавого зрелища, но бывшие здесь в свите своего патрона, а также люди Ария, которых волновала не участь заговорщиков, а отбытие в Лим обоза с провиантом. Когда все условности оказались, соблюдены и, видя, что толпа, для удержания в повиновении которой было устроено зрелище меняет своё настроение, церемониймейстер взмахнул платком и начальник городской стражи крикнул Мастеру Ноэму, перекрикивая уличный гул: – Начинай!

Палач, оставив четвертование на потом, приступил к обезглавливанию. Два дюжих стража схватив одного бедолагу, подвели его, бледного как мел к огромному в обхвате дубовому пню, уткнув головой в побуревшее от пролитой крови дерево. Стоявший здесь начальник городской стражи, спросил осуждённого: – Признаёшь ли ты свою вину, разбойник?

– В чём же виниться мне? В том, что я собрал урожай, а вы его отняли?

– Не болтай лишнего! Да или нет?

– Нет.