Звезда

Пулеметный огонь рвался из окон, дверей, чердаков и поворачивал бойцов назад. Никитин выбежал вперед, взмахнул рукой и тут же упал- Наташа наклонилась над ним и увидела залитый кровью сапог. Сразу вслед за Никитиным вперед вырвался худощавый офицер. В сумерках Наташа не разглядела его лица, но заметила, что через его плечо на ремешке перекинута «лейка».

— За Родину! — крикнул офицер и, кинув из-за плеча гранату, первым бросился по широкой деревенской улице.

Наташа бинтовала Никитину ногу и торопливо прилаживала фанерную шину.

Справа и слева в деревню входили роты, направленные Никитиным в обход. Командир батареи вел огонь по дороге немецкого отступления.

Никитин уже сидел на крыльце избы, куда подтащили его санитары, и через связных передавал приказания о преследовании противника.

Наташа, не глядя, перевязывала локоть подбежавшему к ней офицеру. Случайно она увидела «лейку», перекинутую через плечо, и подняла глаза. Перед ней блеснули знакомые роговые очки корреспондента Гольдина.

Оказалось, что перед боем Гольдин находился на командном пункте батальона в ожидании операции, разбор которой нужен был для завтрашнего номера газеты. Стремясь получить самый свежий материал, он пошел вместе с ротами и принял участие в траншейном бою.

Сняв с ремешка «лейку», Гольдин сделал несколько снимков и подошел к крыльцу.

— Спасибо вам, капитан, — сказал Никитин. — Выручили вы меня.

— Да что вы! — застенчиво отмахнулся Гольдин. — Разрешите узнать подробности операции.

Гольдин вынул из планшетки общую тетрадь и вечную ручку. Он присел, разложив бумаги на правом колене, как на походном столе.

Через несколько минут Гольдин подошел к группе бойцов. Щуря под очками большие близорукие глаза и теребя тетрадку, он снова походил на студента больше, чем на командира.

* * *

Силы дивизии были на исходе.

В ожидании пополнения дали приказ занять оборону.

К вечеру немцы перешли в атаку. Наша пехота вынуждена была отойти.

Ермошев, пушка которого еще вчера была выдвинута на прямую наводку, приказа об отступлении не получил.

Может быть, так было нужно. Может, не успели передать приказ.

Он оставался на месте. Да он и не мог уйти: машина была подбита.

Бросить орудие казалось невозможным Взорвать пушку — не поднималась рука.

У орудия, кроме командира, оставались Наташа и Юсупов. Юсупов привез расчету обед и задержался случайно.

Когда был израсходован предпоследний снаряд, Ермошев приказал прекратить стрельбу.

Гул боя отошел на восток. Мертвая, пустая тишина обступила ельник. Хотя то, что ушло, было войн эй, смертью, Наташе казалось, что жизнь покинула притихший лес.

Ермошев установил в растворе станин ручной пулемет.

— Круговая оборона. Верно, Юсупов?

Юсупов го вскакивал и, отбегая на несколько шагов, прикладывал ладонь к уху, то снова садился на свой термос.

— Ай, товарищ командир! — испуганно вскрикнул Юсупов. — Танка, слушай — большая танка идет на нас!

Они прислушались.

— К орудию!

Наташа стала на место наводчика, Ермошев — замковым, Юсупов — ящичным.

В окуляре панорамы было видно, как от темного лесного массива по ту сторону поля отделился танк.

— Скорей, скорей, товарищ командир! — беспокойно повторял Юсупов.

— Обожди, — остановил его Ермошев.

Обернувшись к Наташе, он отдавал короткие приказания:

— Подпустить танк как можно ближе. Целиться наверняка. Не забыть про упреждение. Помни — только один снаряд!

Танк пересекал поле, приближаясь к опушке. Танк рос на глазах. Наташа понимала Юсупова. Ей тоже хотелось как можно скорее дернуть натянутый до отказа шнур. Казалось, не шнур, а собственные нервы были натянуты до предела.

Но со снарядом, единственным и последним, расстаешься не сразу.

Она ждала, впившись глазами в окуляр панорамы. Танк двигался прямо на нее. Она уже различала башню, гусеницы…

Танк подходил к ельнику. Загремела башенная пушка.

Регулируя направление панорамы, Наташа поймана уязвимое место танка в перекрестии окуляра, еще раз проверила точность наводки и сделала знак второму номеру. Ермошев замкнул ствол орудия, и Наташа дернула шнур.

Орудие выстрелило вздрогнув. Танк остановился.

Башенная пушка танка продолжала стрельбу. Вокруг ельника ложились воронки разрывов.

Орудие Ермошева молчало. Замолчал и танк.

Из танка выскочил солдат, за ним другой. Оглядываясь на ельник, они согнулись над гусеницей.

Юсупов, беспокойно бегавший между орудием и передком, крикнул что-то непонятное и выбежал вперед. Засунутый за ремень черпак — он так и забыл снять его после обеда — мешал ему. Он отодвинул черпак за спину и бросил одну за другой три гранаты.

Когда Ермошев и Наташа подбежали к нему. он стоял над трупами немцев и кухонным полотенцем торчащим из-под ремня, стирал со лба капельки пота. В танке больше никого не было. Оказалось, что башенная пушка вышла из строя.

Они вернулись к орудию, опустили ствол и закидали его ветками.

— Ни один снаряд нет, — снова забеспокоился Юсупов. — Что если снова танка пойдет?

— Не пойдет, — убежденно сказала Наташа, желая его успокоить.

— Может, и пойдет, — угрюмо возразил Ермошев. — Факт. Чего ему не пойти? Попали мы, как говорится, в вагон для некурящих.