… Согреваемая теплом не получившего ни единого ранения, но лишь оглушённого ударом по голове Квотриуса. Ему удалось отбить его так, что меч опустился на затылок плашмя. Подойти к нему и добить не давали оба мага.
Скоро воинов гвасинг стало заметно меньше, а остальные были сильно изранены и не годились в рабы - они не смогли бы бежать следом за квадригами. Раненых собрали, а тех, кто не мог передвигаться самостоятельно, свалили в кучу, и Северус стал переводить слова военачальника Снепиуса. Тот говорил, словно пел на этом чуждом песнопениям, как считал Снейп, языке:
- Великий вождь, ты был преяр и прекрасен в бою, как сокол.
Воины гвасинг, вы сражались достойно и не заслужили участи рабов.
Вы были сильны, как медведи, и бились, как рыси и орлы.
У Северуса защемило в груди и похолодели кончики пальцев, а перед глазами на красном фоне заплясали чёрные точки, но он не позволял себе свалиться от гипокриза, пришедшего от тех слов, которые он переводил. Когда он догадался, к чему такое восхваление врагов, ему стало намного хуже, но он ещё усилием воли держался на ногах. Долг единственного на всех ромеев толмача, даже предсмертного, надо выполнять.
Видимо, это было ромейской традицией - перед тем, как безжалостно добить раненых и ободрать с них трофеи, надо было прочитать почти мертвецам торжественную нотацию. Но… Сейчас он был просто толмачом.
Так оно и вышло - после произнесения пафосной речи за ноги выволокли тело жутко страдающего от раны в живот, но не издающего - вот храбрец и мученик! - ни стона, окровавленного вождя, одним именем своим наводившего страх на соседние племена х`васынскх`, и пуго добили его ударом в сердце. Остальных зарезали, проткнув гладиусами и пуго плохо защищённые шеи, и начали отрубать мертвецам головы и руки, чтобы снять ожерелья, серьги и браслеты из массивного серебра. На многих трупах обнаружились воинские пояса не из простой кожи, а с серебряными крупными округлыми бляхами. То-то было радости, то-то веселья у… к счастью и великой славе Марса - Воителя у выживших в этой мясорубке.
Так как резня была массовой, и нельзя было определить, где чей «трофейный труп», то Малефиций распорядился свалить все снятые и сорванные пояса, отрубленные с шей, запястий и вырванные из мочек массивные трофеи в кучу, положить их в освободившиеся от утонувшего в начале похода воина и погибших в сражении, квадриги. Их, трофеев, было столь много, что и четвёрке откормленных лошадей было бы трудно стронуть с места квадригу утонувшего Лагитуса Сципиона, если бы загрузили её одну доверху. Вполне вероятно, что первой не выдержала бы сама колесница и попросту развалилась под таким грузом. Поэтому трофеи распределили по нескольким, к великому сожалению наёмников - друзей погибших, освободившимся от ездоков. В живых остались только возницы, да и то не все. Встав же лагерем, следовало разделить добро поровну между легионерами, отдав двадцатые части всадникам, но сначала - десятую часть от всего награбленного и наворованного - согласно древнему, с древних латинов ещё пошедшему обычаю, военачальнику.
Легионеры потеряли шестерых, а раненых было немного - человек семь-восемь.
Своих сожгли по обычаю ромеев, запахло человеческой плотью - знакомым Северусу по «цирку» и прочим «развлечениям» у Лорда запахом - и завернули прахи в сагумы погибших, чтобы донести их до родимых мест и захоронить в погребальных урнах. Один лишь всадник Артиус Малетий Нерекциус, погибший в схватке, не имел родни. Но Снепиус, которому покойный ныне Артиус доводился сподвижником во множестве походов и хорошим другом, не предавашимся пианству и мужеложеству, сам решил захоронить останки убитого друга, а потому взял его сагум с прахом.
- Надеюсь, это были лучшие воины варваров племени сего, ибо они весьма и весьма сильны в полевом сражении.
Это были единственные слова Снепиуса, которые разобрал Северус, таща тело всё ещё бессознательного Квотриуса поближе к его квадриге. Он, конечно, наскоро осмотрел младшего брата в поисках возможных ран и нашёл только глубокий порез на руке, не затронувший, впрочем, живоносных жил. Просто царапина. Да, глубокая, но на поле боя осталась целая груда обезглавленных тел, и по сравнению с ними царапина Квотриуса была сущим пустяком. Снейп быстро наложил останавливающее кровотечение заклинание Solidus sanguae, затем позвал нисколько не утомившегося, а, кажется, только подзарядившегося энергией, энергией убийств, и только, несносного Поттера и приказал ему со всей силой увещевания:
- Гарри, сделайте «Энэрвэйт» Квотриусу, у меня нет сил, чтобы творить какое бы ты ни было волшебство.
- Ты защитил недостойного Гарри, Сх`э-вэ-ру-у-с-с, благородный рим-ла-нх`ын-ин, хотя Гарри только обжирал твою жрачку и спал, а не работал.
- Скорее, Гарри.
- Но я… Гарри не умеет делать «Энэрвэйт». Это только Тох`ым, ну, Тх`ом, который стал
Вол-де-мо-ртх`э, умел делать это для себя и сделал однажды для недостойного Гарри.
- Поттер, от вас никакой пользы! Впрочем…. Убивали вы замечательно.
- Гарри не понимает: «за-ме-ча-тх`эл-но».