Звезда Авроры

Но этой части воспоминаний не было никогда, и смотреть на это больно – нежеланно, неприятно, но почему – я точно сказать не могу. Я отшатываюсь прочь, освобождаюсь рывком, спотыкаясь, выбегаю снова в сознание.

Снова к свету.

• • • • •

Свет яркий, парень все еще разговаривает, а я, возвращаясь в пределы собственного тела, вспоминаю свое имя. Я – Аврора ЦзеЛинь О'Мэлли.

Нет, постойте. Я Аври О'Мэлли. Да, так лучше. Это я и есть.

И у меня точно есть тело. Это хорошо. Это прогресс.

Вернулось ощущение вкуса и запаха, и тут же я об этом жалею. Кошкин хвост, во рту будто две какие-то твари проползли, убили друг друга и сгнили.

Теперь голос женский, издалека.

– Твоя сестра скоро тут будет, если ты чуть подождешь.

И снова парень:

– Скарлетт идет сюда? Дух Творца, выпускная церемония закончилась? Сколько мне еще ждать?

• • • • •

Сколько мне еще ждать?

Я общаюсь с отцом в видеочате, и этот вопрос безостановочно наматывает круги в моей голове. Связь по спутнику идет с задержкой, выматывая мне все нервы, система вещания заставляет ждать пару минут, пока мои реплики дойдут до него на Октавии, потом еще пару минут, пока он ответит.

Но рядом с папой сидит Патрис, и единственной причиной, почему она здесь, может быть только одно: она сама хочет сообщить новость. Наверное, сейчас я услышу, что ожидание, определявшее мою жизнь последние два года, вот-вот закончится. Наверное, вся работа, которую я для этого проделала, сейчас даст результат и мне скажут, что меня выбрали в третью экспедицию к Октавии.

Сегодня мне исполняется семнадцать, и во всем времени и пространстве нет для меня лучшего подарка.

Но Патрис еще ничего не сказала, а папа разглагольствует о чем-то другом и улыбается так, будто все номера угадал в Мегаставке. Палатки его уже нет – они сидят перед настоящей стеной, с настоящим живым окном и всем, что положено, так что, видимо, колония действительно развивается. На коленях у него сидит один из шимпанзе, с которыми он работает на Октавии в рамках биологической программы. Когда мы с сестрой плохо себя ведем, он нас дразнит, называя шимпанзе лучшими из своих детей.

– Приемные дети меня радуют, – смеется он, поглаживая обезьяну. – Но я надеюсь вскоре увидеть здесь хоть одну из моих девочек, лично.

– Так это будет скоро? – спрашиваю я, не в силах более сдерживаться.

Про себя я испускаю стон досады, наклоняя голову набок и заставляя себя выждать четыре минуты до ответа. Но сердце у меня екает, когда я вижу, как мой вопрос наконец до них доходит. Папа улыбается по-прежнему, а вот Патрис… нервничает? Встревожена?

– Скоро, ЦзеЦзеЛинь, – обещает отец. – Но… сегодня мы по другому поводу звоним.

…Что? Неужто он действительно помнит про мой день рождения?

Он улыбается, все так же, и подносит руку к экрану.

Кошкин хвост, он Патрис держит за руку…