— Кошмарно, кошмарно плохо! — все так же насмешливо помотал он головой, бросил сигарету на пол, встал с перил и растер ее каблуком. — Я уж подумал даже, хоть бы кто вышел, поддержал, когда стану падать.
«Господи, ужасно милый! Ужасно! — глядя на него и чувствуя, как в висках шумит кровь, подумала Наташа. — Удивительно, он совсем… ни на Маслова, ни на Столодарова… совсем другой».
— Но ведь это же так — в «бутылочку»… шутка, — сказала она. — Ведь они же все серьезные, уважаемые люди, Маслов — руководитель группы, Парамонов — кандидат наук…
— И носитель дивных брюк, — засмеявшись, перебил ее Савин, разломил оказавшееся вдруг у него в руках небольшое яблоко, с которым, видимо, и вышел из квартиры, подошел к Наташе и протянул половину. — Поможете, Наташа? Я хотел тихо и спокойно выкурить сигарету в одиночестве и заесть сладким плодом, но уж раз вышли — что ж, помогайте.
— А вы в Москве какой институт кончали? — спросила Наташа, беря яблоко и не кусая его, держа в руке.
— Энергомеханический. Это имеет какое-нибудь отношение к вашей обиде за «бутылочку»?
— Нет, просто я тоже хочу поехать в Москву учиться…
Савин стоял совсем рядом, она чувствовала тепло, исходящее от его большого, крупного тела. «Если он меня будет целовать, я ему разрешу», — немея пальцами рук, подумала она, и, словно услышав ее, Савин взял Наташу одной рукой за спину, другой за голову, уперев в затылок твердый, круглый бок яблока, притянул к себе и, обдав ее смешанным запахом вина и сигаретного дыма, стал целовать. «Господи, какой милый!..» — думала Наташа, с запрокинутой головой, упираясь руками в грубый, колючий свитер у него на груди, и все у нее в голове кружилось, и сама она будто падала куда-то, ей казалось, ее никто еще не целовал так.
Савин отпустил ее, и, когда отстранялся, Наташу на мгновение, снова обдало тем же смешанным запахом вина и дыма.
— А почему вы совсем не танцуете? — спросила она после молчания, избегая смотреть ему в глаза.
— А вы заметили? — Он с хрустом откусил от яблока и стал жевать, глядя на нее с улыбкой. — Спасибо.
Наташа наконец решилась взглянуть на него. И подняла наконец ко рту яблоко.
— Это вы еще не привыкли, — сказала она. — Это у вас оттого, что вы у Ириши впервые. Вы со всеми ними познакомитесь поближе — и тогда… Правда, у них всегда интересно. Это вы не привыкли просто.
— Не привык, ну конечно! — сказал он, доел свою долю яблока, протянул к Наташе ладонь за ее огрызком, она, стесняясь, отрицательно помотала головой, Савин, разжав ей пальцы, насильно взял огрызок у нее из руки, спустился к окну, открыл форточку и выбросил на улицу.
— Вы мне должны будете рассказать о Москве, — сказала Наташа, когда он стал подниматься к ней наверх.
— Рассказать о Москве? Что вы, Наташа!.. Ее видеть надо. Вот, коль решили, поедете — и увидите.
Савин поднялся, Наташа думала, они сейчас снова будут целоваться, но он раскрыл дверь и с порога позвал ее:
— Идете?
Наташа молча наклонила голову и вошла в квартиру.
На кухне, в дальнем от входа углу, за плитой, Парамонов целовался с женой Маслова, она обнимала его за шею, и правая рука Парамонова была под ее вытянутой из брюк кофточкой. В комнате крутила бутылку Оксана, а Маслов сидел на стуле вытянувшись, с застывшим, мертвым лицом, и смотрел на дверь комнаты.
Наташа прошла к проигрывателю, включила его, поставила пластинку и вывела ручку громкости на предел.
— Алик! — крикнула она Маслову. — Заберите у них бутылку, дамам хочется танцевать.
Проигрыватель нагрелся, и в комнате загремел хриплый голос Эллы Фицджеральд.
— Ты что, уже целовалась с ним? — спросила сестра минут через двадцать, когда наконец Наташа с Савиным устали, он снова сел к столу, а она, тяжело дыша, опустилась на диван и в изнеможении откинулась на спинку.
— А что, заметно? — улыбаясь, спросила Наташа.
Ириша помолчала.
— Ох! — сказал она потом. — Я ведь все-таки ответственна за тебя перед папой с мамой.
Наташа засмеялась, обхватила сестру за шею и потерлась о ее щеку.
— Что ты! — сказала она. — Ну что ты!.. Я все знаю, они ведь меня все провожали — и что? Нет, не бойся.
— Смотри! — Ириша повернула голову и, пригнувшись, укусила ее легонько за ухо. — Я тебя люблю, я хочу, чтобы у тебя все хорошо было.
Время уже подходило к одиннадцати, уже ушли Света со своим молчаливым, приятно всем улыбавшимся прибалтийцем, ушли Масловы — она оживленная, с довольным, счастливым лицом, он вялый и угрюмый, — Наташа обещала родителям быть не позже двенадцати, и ей уже тоже пора было собираться.
Но когда она вышла в коридор, громко отказав в провожании Столодарову, вызвав затем, так же громко, Иришу из комнаты, чтобы попрощаться, Савин не встал из-за стола, как сидел — так и остался сидеть.
Наташа спустилась на улицу, в разогнанную кое-где лампами фонарей заснеженную белую тишину предночья, подождала у подъезда минут семь — не появится ли Савин, но его все не было, к остановке подкатывал автобус, и она поехала домой, на другой конец города, одна.
2