Звезда бегущая

— Девять часов — рано? — сказала Нина Елизаровна. — Ну, моя дорогая!

— Так сейчас-то семь еще.

— Ложиться вовремя — и семь часов будет не рано, — направляясь мимо старшей дочери в соседнюю комнату, проговорила на ходу Нина Елизаровна. — Не болтаться неизвестно где до часу ночи!

— Да ну, а когда же «болтаться», как не в восемнадцать лет? — останавливая мать движением руки, тихо, так чтобы не услышала Аня, сказала Лида.

Нина Елизаровна не приняла ее шепота.

— И в тридцать, как я понимаю, — ответила она громко, — тоже не поздно.

Парализованная мать в соседней комнате, бабушка ее дочерей, не спала, и Нина Елизаровна могла позволить себе говорить во весь голос.

— А что про пятьдесят скажешь? — с вызовом, не дав сестре ответить, выкрикнула с раскладушки Аня.

— Аня! — останавливая ее, проговорила Лида.

Нина Елизаровна уже открыла дверь в соседнюю комнату, переступила даже за порог — и вышагнула обратно.

— Я за тебя еще в ответе пока. Ясно? — тяжело, придавливающе гладя на Аню, всем тем же гневливым тоном сказала она. — А матери ты не судья. Ясно? И чтоб в последний раз слышала!

Она зашла в комнату и с силой захлопнула за собой дверь.

— Что ты суешься не в свои дела? — упреком, но и мягко вместе с тем сказала Лида младшей сестре.

— А что она не в свои?

— Ох, Анька!.. — Лида вздохнула. — Ты же ей дочь, не она тебе. Понимаешь, что такое материнское чувство, нет? — И махнула рукой. — Нет, не понимаешь еще.

— А ты-то откуда понимаешь? — как уличная, спросила Аня.

Лида помолчала немного.

— Просто я уже не маленькая. Оттуда.

— И я тоже уже не маленькая. Чтобы за каждым моим шагом следить. — Аня отбросила одеяло и встала с раскладушки. — Ничем дурным я, к твоему сведению, не занималась.

Лицо у Лиды враз так и вспыхнуло любяще-любопытствующей улыбкой:

— А чем? Чем ты занималась?

Аня пожала плечами:

— Стояла в подъезде здесь.

— Целовалась?

На лице у Лиды была все та же любяще-любопытствующая улыбка, и Аня отмякла, быстро подошла к сестре, заговорила торопливо:

— Слушай, мне кажется, ужасно меня любит. Краснеет. Хочет поцеловать — и боится. Смешно! Двадцать два уже, взрослый такой, армию отслужил, а боится. Пришлось самой действовать.

— Это который же? Миша?

— Он, ага. Жалко, ты его не видела, когда мы в театр ходили. На сегодня тоже куда-то достал. Часов так около шести зайдет. Будешь?

— А точно зайдет?

— Как собачка прибежит!

— Как собачка? — Лида засмеялась. — Ох, Анька…

Договорить она не сумела — дверь другой комнаты с шумом растворилась, и оттуда с судном в руках вышла мать.

— Что, все еще здесь? — прямо с порога сердито заговорила она. — Будете потом опаздывать, от умывальника друг друга пихать. Ты-то уж не ребенок ведь! — добавила она, обращаясь к Лиде.

— И я — тоже! — с упрямством в голосе проговорила Аня, глядя на мать.

— Да, мама! — как вспомнив, с поспешностью сказала Лида, в общем-то и в самом деле вспомнив, но вовсе не потому торопясь, что боялась забыть, а чтобы не дать матери с сестрой сцепиться в ссоре. — У меня вчера из головы вылетело… я ведь слесаря вызвала, придет сегодня.

Нина Елизаровна не была в состоянии так вот сразу понять, о чем речь.

— Какого слесаря? — недоуменно спросила она.

— Обыкновенного. Раковину, наконец, нужно установить? Не для мебели же мы купили ее. Целый месяц уже стоит здесь.

До Нины Елизаровны дошло.

— А, ну да. Все некогда… забываю. Молодец. Ну-ка пропустите меня.

Неся перед собой судно на вытянутых руках, она прошла между дочерями в прихожую, и те, едва пропустив ее, обе одновременно бросились к двери, каждая пытаясь проскочить первой. Ни той, ни другой это не удавалось, и Аня ради победы прибегла к излюбленному девчачьему силовому приему — ухватила сестру сквозь тонкую материю ночной рубашки за кожу на ребрах, защемила ее между пальцами.

— Ай! — взвизгнула Лида. — Анька, не щиплись!

Проход она, несмотря на примененный к ней силовой прием, не освободила.

— Так мне на пять минут раньше выходить! — продолжая щипать сестру, объясняюще заверещала Аня.

— А мне дольше у зеркала стоять!

— Нечего стоять, и так еще ничего девушка, без всякой краски…

Но Лиде в конце концов удалось все-таки проскочить вперед, и Аня с обиженным видом потащилась обратно к раскладушке убирать ее.

— Издеваются все над младшей, — громко, чтобы быть услышанной, проговорила она. Она еще не остыла от схватки, ей нужно было хотя бы словесно компенсировать свой проигрыш.

Из туалета донесся ревущий звук спускаемой в унитаз воды, и спустя мгновение в комнате с опорожненным судном в руках появилась мать.

— На, отнеси к бабушке, — подала она судно Ане.

— Я раскладушку убираю, — протискиваясь мимо матери со свернутым одеялом к платяному шкафу, сказала Аня. Открыла шкаф, положила одеяло и пошла обратно к раскладушке.

Нина Елизаровна заступила ей путь.

— Я тебя прошу.

— А тебе самой трудно?

— Мне не трудно. Но я хочу, чтобы это ты сделала. Это даже не выносить. Просто занести.

Аня стояла вплотную к матери, чувствуя сквозь легкую материю пижамы, как складки ночной рубашки матери касаются ее, и глядела в сторону, чтобы не встречаться с матерью глазами.