Звезда бегущая

Но долго сидеть ей с ним не пришлось, только и перебросились парой фраз. Зазвонил в прихожей звонок, и Лида, прервавшись на полуслове, с чувством облегчения пошла открывать дверь. Однако это была вовсе не мать, как она думала. Это был незнакомый мужчина лет пятидесяти, с цветами в руках, с бумажным пакетом, из которого краснобоко глядели яблоки, во внутреннем кармане плаща у него угадывалась бутылка. И весь он, называясь ей, объясняясь, так и топорщился от смущения и скованности.

— Ну что ж, проходите, подождите, — предложила Лида.

Мужчина отдал ей и цветы и пакет, достал из кармана и отдал бутылку, которая оказалась коньяком, Лида, прижимая все это к груди, дождалась, когда он разденется, и повела его в комнату.

— Вот вам и компания, Виктор Витальевич, — сказала она, входя.

— Очень приятно, Евгений Анатольевич, — с торопливостью представился из-за ее плеча пришедший мужчина.

Виктор Витальевич разглядывал Евгения Анатольевича с нескрываемым интересом.

— Виктор Витальевич, — не сразу назвался он. И глянул на отягощенные Лидины руки. — Что, к Нине?

— К-к… Нине… Елизаровне, — ответил вместо Лиды Евгений Анатольевич. Но по тому, как он заикался, видно было, что признание это далось ему весьма нелегко.

Лида поставила коньяк на стол и, все так же прижимая пакет с яблоками и цветы к груди, пошла из комнаты.

— Цветы я сейчас в вазу поставлю, — объяснила она на ходу Евгению Анатольевичу.

— Да, пожалуйста… да… — покивал он, но было похоже, что он не вполне понимает, о чем речь.

Лида ушла, оставив их вдвоем, и Евгений Анатольевич тут же подался к Виктору Витальевичу, спросил запинаясь:

— А вы, я прошу прощения… вы тоже… к Нине… Елизаровне?

— Тоже, — кивнул Виктор Витальевич. В интонации его было нечто усмешливо-снисходительное.

— Вы… вы… — Евгений Анатольевич с великим трудом заставлял язык повиноваться ему, — вы с нею договаривались?

— Договаривался. — Сказав это, Виктор Витальевич с минуту молчал, наслаждаясь растерянным видом Евгения Анатольевича. И наконец объяснился: — Помилуй бог, я к ней имею лишь то отношение, что я Анин отец.

— А-анин? — смысл произнесенных Виктором Витальевичем слов доходил до Евгения Анатольевича бесконечно долго. И наконец дошел, — А, это, значит, той, другой… Той, что помладше?

— Так, голубчик Евгений Александрыч, так, — подтвердил Виктор Витальевич.

— Анатольевич, — поправил Евгений Анатольевич.

— Анатольич, простите. А посему, — Виктор Витальевич улыбнулся, — я вам не соперник. Вы, судя по всему, недавно с Ниной знакомы? — кивнул он на бутылку коньяка на столе.

— Вы правы. Недавно, — с сухостью отозвался Евгений Анатольевич.

— Но она, наверно, произвела на вас неизгладимое впечатление?

— Вы это с иронией? Это ни к чему. — Сухость тона у Евгения Анатольевича перешла в некоторую горячность. — У вас там есть что-то свое, давнее… мало ли что. Меня это не касается, ни к чему это. Да, произвела. Очень сильное.

— Это вы не иначе в музее ее увидели?

— Да, именно в музее, — сказал Евгений Анатольевич. — А что?

— Да нет, что… Нина, она тот самый как раз тип вполне, как говорится, эмансипированной женщины… так что где ей и производить впечатление, как не на работе. Женщина, обретшая счастье! — Виктор Витальевич не смог удержать в себе усмешки, и она вырвалась наружу этими последними словами, произнесенными им как некий лозунг.

Ирония его слов была несомненна, и Евгений Анатольевич вспыхнул что хворост.

— Я прошу прощения, Виктор Витальевич, — проговорил он уже совсем с горячностью, — но вы затрагиваете такую тему…

Высказать свою мысль, однако, ему не удалось — вошла Лида. В руках у нее была ваза с цветами и ваза с яблоками. Она поставила и ту и другую на стол, подумала и перенесла бутылку коньяка с прежнего места на новое — между вазами, — чтобы та не так бросалась в глаза.

— Нашли общую тему? — посмотрела она по очереди на обоих мужчин. — Я очень рада. — И сказала уже одному Виктору Витальевичу: — Я тогда оставлю вас. Пойду с бабушкой посижу.

Она хотела уйти, но Виктор Витальевич не дал ей.

— А что ты там у бабушки будешь делать?

— Я книгу ей читаю.

— Какую же, любопытно?

— «Принца и нищего» Марка Твена.

Виктор Витальевич расхохотался. Его распирала веселость, рожденная видом Евгения Анатольевича и разговором с ним, распирала и просила выхода, и вот он нашел возможность дать ей волю.

— «Принца и нищего»? Скажите на милость! Что малому, то и старому… — Он нахохотался и, понизив голос, указал глазами на Евгения Анатольевича: — Это кто такой?

— Не знаю. Первый раз вижу, — ответила Лида, тоже невольно понижая голос, чтобы не быть услышанной Евгением Анатольевичем. Конечно, он понимал, что шепчутся о нем, но одно дело — понимать, другое — услышать, когда при тебе говорят о тебе: «Первый раз вижу».

— Хм. Поня-атно, — протянул Виктор Витальевич. И через недолгую паузу проговорил во весь голос: — Да, Лидочка! Имел ведь вчера удовольствие видеть твоего отца в сдаче спектакля. Ты была, конечно?

— Конечно.