В уголках ее зеленых глаз вспыхнули искорки: он давно не называл ее по имени. Все Вайт-Бой да Вайт-Бой — Белый Мальчик, в отличие от этой чертовой макаронницы, которую он называл Блек-Бой за ее смолистые волосы.
Стелла была француженкой. Она с родителями всего три года назад приехала в Америку. В Лос-Анджелесе у них был свой фруктовый магазин. Но в прошлое лето отец и мать погибли в автомобильной катастрофе, и ей пришлось искать работу. Стелла неплохо устроилась здесь, в этом чудесном «бунгало». Вместе с пани Зосей следила за выделкой и выдержкой сыров, помогала ей готовить, поддерживать чистоту в доме.
А когда приезжал молодой хозяин, прислуживала ему, оставаясь с ним на всю ночь… Они неплохо ладили, пока не появилась эта полногрудая телка с блестящими миндалинами черных глаз, беломраморным, как у древних статуй, лицом и крутыми дразнящими бедрами. Да и возраст! Она была на целых шесть лет моложе.
Волдимар раньше был очень добр к ней, Стелле. Надарил ей целую шкатулку золотых украшений — крестик с цепочкой, часики, сережки, кольца… Одевал ее, как настоящую леди, — таких вечерних туалетов у нее никогда не бывало даже при отце. Ездил с ней в Лос-Анджелес, водил в театры. Даже в парке «Диснейленд»[27]
они отдыхали несколько раз. Как там хорошо! Особенно в открытом ресторанчике «На холмах», где клиентов обслуживали ведьмы, черти и другие персонажи из старых сказок, а расчет получает сам дьявол, которого очень здорово изображает хозяин ресторанчика Адольф. Теперь об этих приятных развлечениях придется, наверное, забыть. Она ведь для него только прислуга… И все из-за этой голодранки! Черти бы ее съели со всеми ее прелестями!— Пан Станислав велел передать вам, — вздохнув и все еще не поднимая глаз, сказала Стелла, — что утром из Нью-Йорка звонил господин Рамод Пашевич.
Он не велел будить вас, но сказал, что позвонит еще раз ровно в двенадцать, то есть через пятнадцать минут. Вы будете разговаривать в комнатах или принести телефон сюда?
Волдимар налил полную рюмку водки и быстро опрокинул ее в рот. Закусил грибком, а, потом с хрустом разгрыз свежий огурец.
— Телефон пусть принесет сюда Розитта, то есть мой Блек-Бой, — поправился он. — А ты скажи Адаму, чтобы отвез тебя на новой машине в Лос-Анджелес. Ты ведь давно хотела купить себе норковую пелеринку.
Лицо девушки засияло радостью.
Он достал из кармана брюк бумажник и вынул из него три новенькие стодолларовые банкноты.
— Надеюсь, хватит и на мелочи, — сказал он, хорошо зная, что пелеринка стоит только двести долларов. Загляни и в эту харчевню «На холмах». Скажи Адольфу, что мы с тобой ужинаем у него.
— Я бегом принесу телефон, — сверкнув обворожительной улыбкой, проговорила она воркующим голоском.
Он посмотрел на нее строго, погрозил пальцем. Потом налил в рюмку водки.
— Нет, телефон принесет Блек-Бой.
Легкая тень скользнула по лицу Стеллы, но улыбка так и осталась на тонких, подкрашенных кармином губах.
— Я поняла, пан Волдимар. Спасибо вам за подарок, — чуть присела она, забрав пустой поднос, пошла к дому грациозной походкой истинной парижанки, слегка покачивая на ходу узкими бедрами.
«Хороша, чертовка, — подумал Волдимар. — Но Розитта несравненно лучше. Женственней и душевней. Хотя к Адольфу с ней не поедешь. Диковата еще, не научилась вести себя в приличном месте…»
Он встретил ее четыре месяца назад — в первый день своего двухнедельного рождественского отпуска — на одной из улиц Нью-Йорка. Был ранний пасмурный вечер. С неба падала мелкая крупка, тая под ногами прохожих и колесами автомобилей. И вдруг у дверей кегельбана, куда он, собственно, и направлялся скоротать этот хмурый вечер, навстречу ему шагнула девушка.
— Мистер не хочет… — робко, почти шепотом вымолвила она, чуть коверкая слова приятным южным акцентом, но не смогла высказать свой вопрос до конца.
Большие миндальные глаза ее, казалось, молили о помощи. Белое с удивительно правильными чертами лицо античной богини медленно наливалось краской. Из-за редковязанного, совсем не зимнего платочка на плечи падали густые волнистые пряди, черные, словно агат.
Он выжидающе смотрел на нее и вдруг представил эти пышные черные волосы на белоснежной подушке, а свою руку на ее высокой упругой груди, прелесть которой даже сейчас не мог скрыть грубый ватный жакет.
— Мистер не хочет… пойти со мной? — закончила она наконец всю фразу и, видимо, сама ужаснулась сказанному.
Из глаз ее вдруг покатились по щекам две хрустальные горошины.
Он тихонько взял ее руками за плечи. Они дрожали. Трудно понять — от холода или от только что пережитого нервного потрясения.
— Погоди плакать. Как тебя зовут?
— Розитта.
— Куда же мы с тобой могли бы пойти?
— Не знаю, — сдвинула она плечами. — Может быть, можно к вам? Я… я пойду, если вы хотите. Я не буду плакать… и стану совсем… послушной… Вы можете со мной… что хотите…
— А к тебе домой нельзя?
Девушка отрицательно покачала головой.
— Нет. Там мама. Она болеет. И четверо младшеньких. Мама ничего не должна знать… Это убьет ее… И потом там… там очень холодно… И грязно. Мистер не захочет туда зайти… Это хуже Гарлема…