Словно понимая необходимость такой конспирации, Джек больше шести часов ни единым звуком не выдавал своего присутствия. Но в полдень, — надо сказать, что это был весьма условный полдень по московскому времени, так как солнце, огромное, красное, все эти шесть часов так и не поднялось выше горизонта, а лишь на несколько сантиметров оторвалось от него, посылая вслед быстрокрылому самолету все это время свои «первые» лучи, — именно в этот условный полдень, когда пассажиры самолета и часть его экипажа были приглашены в столовый отсек на завтрак, именно тогда звонкий собачий лай перекрыл гул мощных двигателей «Антея-14».
Выбравшись каким-то непостижимым образом из кубрика на корму гондолы и увидев прибежавшего на лай хозяина, Джек сломя голову бросился почти с трехметровой высоты под ноги Сереже и, завизжав то ли от радости, то ли от страха, стал теребить мальчика за брюки, всем своим видом и поведением показывая, что ему давно пора «гулять», что он очень хочет пить и что завтракать без него просто предательство.
Сережа, виновато опустив голову, поглядывал то на отца, то на Олега Викторовича.
— Да отведи ты его наконец куда следует! Только убрать за ним потом не забудь, — с нарочитой строгостью сказал Андрей Иванович сыну. — Я ведь еще дома заметил его проделку, — повернулся он к Олегу, когда Сережа вместе с Джеком скрылся в маленьком дальнем отсеке. — Решил — пусть летит собачонка. Она умная и веселая. Замечательно чуткий сторож. Экипажу в море помехой не будет. Еще и полезную службу сослужит… А вот сказать об этом, предупредить, простите, запамятовал… Закрутился с погрузкой. Да и Сережка на глаза не попадался. Виноват однако, не обессудьте, — заморгал он правым глазом.
— Да что это вы, право, Андрей Иванович, — потянулся к нему Олег. — Мы ведь тоже все очень любим животных, особенно собак, да еще таких крошечных. И я, и Таня, и Александр Павлович, конечно, — повернулся он к Винденко, как бы приглашая его подтвердить свое доброе отношение к четвероногим друзьям людей.
— Сущая правда, капитан, — серьезно ответил старый моряк. В голосе его зазвучали теплые нотки. — У нас на «Друге» одна овчарка двенадцать лет прожила… Как-то случилось — в длительный штиль попали. Пресная вода на исходе. Людям в страшную жару по норме всего стакан в день выдавали. Так курсанты ей из своего пайка выделяли до полной потребности. Хороший пес был. Ты ведь, наверное, помнишь его, Андрюша. Туманом звали… А сейчас вот уже пятый год плавает с нами общая любимица всей команды и стажеров, великолепная северная лайка по кличке Ветер. Нам ее канадские индейцы подарили совсем крошечной.
Он вдруг замолк и отвернулся к иллюминатору, весь уйдя в свои воспоминания. Видимо, они были приятны, потому что глаза капитана блестели необыкновенно молодо, а в уголках его губ время от времени зарождалась тёплая улыбка.
Весело лая, в столовый отсек прибежал Джек. Он внимательно обнюхал ноги поочередно у всех сидящих за столиками спортсменов и летчиков, обошел каждый угол, а потом уселся возле Тани, выжидательно глядя на нее и время от времени облизывая свой маленький черный носик красным язычком.
— Ну вот, и хозяйку признал, — засмеялся Аксенов-старший. — Ты уж покорми его, Танюша, поддержи свой авторитет.
— А что ему можно дать, Андрей Иванович? — спросила девушка. — Мяса-то сырого у нас нет.
— Это не беда. Дома он ел все, что и мы.
Джек действительно оказался не переборчивым.
С одинаковым усердием отдал он должное и весеннему салату из молодой редиски с зеленым луком, и котлете с гречневой кашей, и сгущенному молоку. Насытившись и попив воды, он улегся у ног Тани, положив голову на передние лапы и тихонько повиливая в знак благодарности обрубком хвостика.
Но вдруг собака насторожилась, подняла длинную лисью мордочку, навострила уши. В руках у Тани была конфета в яркой малиновой обертке. Как только зашелестела разворачиваемая бумага, Джек вскочил, фыркнул, тряхнул головой и… встал на задние лапы. Передние он развел в стороны, опустив вниз их кончики. Мордочку склонил влево и замер в таком положении неподвижно, то подобострастно и просительно заглядывая в глаза новой хозяйке, то умильно глядя на ее руки, которые уж очень медленно освобождали так чудесно пахнущую конфету сначала от яркой наружной обертки, затем от золотистой фольги и наконец от тоненькой нижней бумажки.
Но что это? Конфета освобождена полностью от своей одежды. Джек это видит собственными глазами, но добрая хозяйка, так щедро накормившая его недавно, делает что-то совсем не то! Она не замечает стараний Джека, даже не смотрит в его сторону!..
Не меняя позы, собака легонько переступает лапками, становится прямо напротив Тани. Но та — отворачивается. И, мало этого, она откусывает от конфеты сперва один кусочек, затем второй…