Звезда Чернобыль

– Знаю, знаю, милая, кто вам все разъяснит! Идемте-ка…

Он повел Анастасию к партийным местам на трибуне, раскланиваясь по дороге со знакомыми. Остановился перед седым мужчиной в больших роговых очках.

– Вот, Геннадий Борисович может вас просветить насчет Чернобыля.

Геннадий Борисович и Анастасия познакомились.

– А почему, собственно, вас так интересует Чернобыль?

– Да сестра у нее там с мужем и детьми, вот и волнуется. Понять можно, дело-то какое-то незнакомое, неизвестное. Ведь это же первая авария на наших атомных! Ну, вы успокойте нашу Настасьюшку, вы ведь специалист по атомным-то делам…

Геннадий Борисович помолчал. Потом внимательно взглянул на Анастасию.

– Вы член партии?

– Да, уже пятнадцать лет.

– Язык за зубами держать умеете?

– Конечно.

– Так вот. Дела на Чернобыльской обстоят очень серьезно, очень. И тем, кто находился там во время аварии, не позавидуешь.

– Есть жертвы?

– Есть и жертвы, есть и значительный выброс радиации. Все население эвакуировано и обследуется. А где работал ваш родственник?

– На станции.

– Кем?

– Оператором.

– Тогда, не стану скрывать, у вас есть все основания о нем беспокоиться. По тревоге весь персонал был вызван на станцию, так что дозу он вполне мог хватить. Да, невеселая история… Но вы молодец, что не паникуете, а обратились за справками в обком партии. Это по-партийному. И я постараюсь помочь вам Праздники придется перетерпеть, а потом приходите ко мне и мы попытаемся разузнать о ваших близких все возможное.

Анастасия поблагодарила, записала телефон и пошла пробираться к своему месту на трибуне. Уйти было неудобно: Валерий Иванович мог заметить это и обидеться. Она стояла на трибуне и глядела на бесконечную людскую реку, протекавшую под ней, машинально читала повторяющиеся лозунги на красных полотнищах, слушала выкрики тех же лозунгов по радио. Смысл их до нее сейчас не доходил. Голова отчаянно болела, а над головой сияло безоблачное небо.

Глава шестая

Анастасия ходит по Москве с записками

…Милый Валерий Иванович позаботился о том, чтобы Анастасия получила номер в московской гостинице. С утра она отправлялась по делам и ходила из одного учреждения в другое, от одного важного лица к другому, и каждый раз у нее в руках была личная записка именно к этому липу. Геннадий Борисович дал ей записку в Министерство энергетики. Там ей ничего определенного не сказали, но дали записку в Комитет по атомной энергии. Там ей сообщили, что пострадавшие находятся на излечении в Московской больнице № 6. Последняя записка была к товарищу Гуськовой, заведующей отделением больницы, где лежат пострадавшие при аварии в Чернобыле.

В кабинет Ангелины Константиновны Гуськовой Анастасия попала вместе с группой советских журналистов. Ей не хотелось ни показывать свою записку при этой публике, ни начинать расспросы о личном, поэтому она решила переждать их беседу, стараясь не обращать на себя ничьего внимания.

Ангелина Константиновна, уже пожилая женщина с большими запавшими глазами и глубокими складками возле рта, с журналистами сразу же взяла самый решительный тон.

– Давайте сразу договоримся так. Случай у нас особый, наши пациенты действительно тяжелые. Есть такие, за чью жизнь мы особенно волнуемся. Поэтому всякое неосторожное слово, особенно чье-то конкретное имя, произнесенное в неосторожном контексте, может для них оказаться мощным отрицательным фактором. Никаких фамилий, никаких прогнозов.

– А с кем-нибудь из не особо тяжелых мы можем встретиться и поговорить?

– Ни в коем случае.

– Это ваше личное решение или приказ сверху?

– Здесь приказываю я.

– И вы не назовете нам ни одного имени?

– Почему же? Я расскажу вам о наших врачах и персонале, делающих все возможное для спасения облученных. Можем мы поговорить и об американском докторе Гейле, с которым у нас сложились прекрасные коллегиальные отношения.

Ангелина Константиновна повела с журналистами беседу властно, хитрые вопросы распознавала тут же и никакой информации, кроме касающейся общих сложностей лечения, она им не дала. О числе больных она выразилась кратко и неопределенно: около двухсот. Это те, кто был в ночь на 26 апреля в непосредственной близости к реактору.

– А можем мы поговорить еще с кем-нибудь из медиков?

– Нет. У моих помощников сейчас очень большая нагрузка. «Раскладка» такая: три смены врачей, четыре смены сестер, у дежурного по больнице в распоряжении целое войско. Поэтому и прошу вас, журналистов, моих помощников не трогать: они сейчас постоянно около больных.

– А как ваши больные относятся к американским врачам?

Профессор Гуськова улыбнулась.

– Когда мы предупредили наших пациентов, что к ним придут на обход американские врачи, у них была очень интересная реакция. Они сказали: ну, пусть приходят… им ведь тоже надо поучиться. Для нас такие слова – высшая похвала.

Журналисты засмеялись, зашушукались. Анастасия удивилась их реакции: что ж удивительного в том, что пациенты Гуськовой верят, что советская медицина выше американской! Это каждому школьнику известно – газеты сейчас все читают.