– Сердце у меня больное. А про облучение ничего сказать не могу. Дорога сюда по опасным местам шла, да и здесь я пропылилась основательно. Но ты не беспокойся, я побуду с вами, помогу вам. Хоть водой и продуктами вас обеспечу. Как же я вас брошу, старых да больных?..
– Куда ж тебе с больным сердцем воду носить?
– Ну, а кто же вам наносит? Вот стемнеет и пойду за водой.
– Ишь, какое, знать, у тебя сердце: и болезнью болит, и горем болит, а людей видит. А горевать сильно – грех. Вон у тебя глаза какие сухие и все в стенку ими глядишь. Тебе поплакать надо. Чай, еще и не плакала?
Анастасия покачала головой.
– То-то и оно. А слезы даны человеку, чтобы сердце от горя отмывать, не то оно коростой, сердце-то, покроется, тогда уже в него никто со своей бедой не достучится. Поплачь, поплачь, говорю! Ну, руки-то вот так положи на стол, голову сверху и давай. Плачь, тебе говорю!
Лукьянишна сложила Анастасии руки и своей сухонькой рукой в черных пятнах пригнула ее голову к столу. Та послушно склонила голову и заплакала громко, в голос. Обняв ее, заплакала и Лукьянишна.
В субботу 26 апреля в три часа ночи я был поднят по звонку телефонному и быстро прибыл на поле сбора. И самолетом мы прибыли в Киев, а потом в Чернобыль. Сообщения были тревожные. Еще в Москве мы узнали, что авария не простая, но то, что увидели, показало, какими грозными в действительности являются события.
Здесь бытует выражение: «Сколько схватил?» Так вот, заместителем начальника объединения Союзатомэнерго тов. Игнатенко «схвачено» много – несколько десятков рентген. Но он специалист и отлично знает допустимые нормы. «Ничего страшного, – уверенно говорит он. – Есть люди, имеющие и побольше».
Пять рентген в год – норма для работников АЭС. Если работник АЭС получает за год 25 рентген, он отстраняется от работы.
27 апреля с первыми экипажами прилетели многоопытные летчики Б. Нестеров и А. Серебряков. Они начертили схему захода на реактор для сброса мешков. Первые мешки с песком набивали все разом. Как сбрасывали? Зависали над кратером, открывали дверь и, заглядывая в жерло, целясь в него глазом, сбрасывали. А ведь из жерла аварийного блока били не солнечные лучи. И каждый это хорошо сознавал. Но думали о мешках. Их было мало, и они вскорости кончились. Генерал метнулся в своем «газике» в ближайшую деревню и собрал там по дворам партию тары.
Десять дней после аварии еще существовала угроза, что она может расшириться.
По дороге в АЭС в Чернобыль слева и справа сотни машин, строительная техника. В строгом порядке разбиты военные городки. Армия оказывает огромную помощь в ликвидации беды.
Локализуем четвертый блок, а там на очереди, видимо, восстановление жизнедеятельности первых трех блоков, которые могут и должны действовать. Мы задумываемся и о ведении строительства пятого и шестого блока.
Серьезная проблема – захоронение радиоактивных обломков, снятого бульдозерами верхнего слоя земли, пораженных радиацией стволов деревьев в зоне выброса взрыва, воды, охлаждавшей аварийный реактор, а сейчас отведенной в специальные емкости. Все, что представляет опасность, должно быть надежно изолировано. Но строительство так называемых «могильников» требует больших средств, множества техники и, главное, времени.
От Чернобыля и до Киева не поливается, а тщательно моется каждый метр дорог.
Через каждые три часа сменяют друг друга в подземном забое АЭС горняцкие смены, хладнокровно и мужественно выполняя поставленную задачу.
Среди машин, которые можно встретить здесь, на улицах Чернобыля, часты машины «скорой помощи».
Солдаты, сержанты и офицеры работают исключительно самоотверженно, а подчас просто героически. По мере надобности воинские подразделения сменяются. Ну, тут понятная забота о здоровье людей.
Только за два дня, 19 и 20 мая, в одном из районов Гомельской области сдали кровь более тысячи доноров.