— Ну да. Вместе с отцом Кондратом засел в библиотеке.
— Правда? — оживилась Аинэ. — Молодец какой. Я тоже обожаю читать. А ты, Зезва?
— Что?
— Читать любишь?
— Люблю.
— Почему же тогда не в библиотеке с Каспером?
Зезва резко повернул голову и даже раскрыл рот, чтобы сказать что-то резкое, но осекся. Потому что Аинэ смотрела на него с ласковой улыбкой. Нет, скорее, насмешливой. Зезва нахмурился и…
— Почему ты так неприветлив со мной? — Аинэ отвернулась от ветра, повела плечами под шалью. — И…холодно тут, давай спустимся вниз.
— Я… — Зезва потрясенно смотрел на девушку. — Я не…
— Что с тобой? — участливо спросила Аинэ, нерешительно прикасаясь к его плечу.
— Ничего…
«Сынок, пойдем вниз, холодно. Папа завтра приедет, вот увидишь!» — «Мамочка, где же папа, почему его так долго нет?» — «Сына, выше нос. Уже поздно, идем. Утром поднимешься снова, будешь папе рукой махать!» — «Правда, мам?» — «Ну, конечно, сыночек…».
Ветер взвыл с новой силой. Метель разыгралась не на шутку, в поднявшейся белоснежной стеной, голосящей и беснующейся, уже почти ничего не было видно. Зезва глубоко вздохнул, чувствуя, как морозный воздух обжигает горло.
— Пойдем, Аинэ, — наконец, сказал он. — И знаешь, я люблю читать, очень люблю!
Аинэ остановилась, подняла на Зезву свои удивительные глаза.
— Я знаю.
И снова прикоснулась рукой в варежке к локтю Ныряльщика.
Секундус молча смотрел, как растет горка снега на подоконнике. Помощник Кержа Удава вздохнул, потер лысину и снова склонился над старинной книгой. За окнами шел густой и пушистый снег, тишину и покой комнатушки Секундуса нарушали лишь скрип снега под сапогами расхаживающего под окнами часового и размеренное пощелкивание какого-то жучка в старом деревянном комоде. Сколько Секундус помнил, этот жучок грыз и грыз комод, настойчиво, целеустремленно, без капли сомнения или страха перед нескончаемой деревянной громадой. Иногда помощнику казалось, что он сам словно такой жук-комодогрыз, которому не страшны ни потрясения, ни смена погоды или власти. Есть лишь комод. Его мир, его вселенная. А всё остальное — неважно.
— Да, — слабая улыбка тронула губы Секундуса. — Комод. Вселенная. Мы все — жучки. Самонадеянные. Гордые. Ни капли. Сомнения. Грызть. Грызть. Грызть. До первого пожара!
Помощник снова обратился к старому фолианту, раскрытому на странице «Реликты и мутанты». Он провел пальцем по шершавому листу. Улыбнулся. Что может сравниться с запахом старинных книг? Разве не в чтении мыслей и деяний древних заключается смысл жизни? Секундус прочитал второй абзац. В четвертый раз.
«Ныряльщики — реликтовый вид так называемых псевдомагов* (это и другие примечания смотрите на странице 297). Практически вымерли. Изначально считались тупиковым видом, человеческой мутацией. Происхождение неясно. По неподтвержденным данным являются потомками обычных людей, в результате чудовищного научного (магического?) эксперимента получивших сверхъестественные(?) способности…»
Секундус склонил голову набок, налил воды из небольшого графина. Выпил медленными короткими глотками.
«… эти приобретенные качества (передающиеся по мужской линии, хотя ходили слухи про женщин-ныряльщиц) нельзя назвать ультимативными или сверхмогущественными. Способность ныряльщиков переходить за Грань не дает им никаких особых преимуществ, и, более того, часто становится причиной их преждевременной смерти. Здесь необходимо сказать несколько слов о природе так называемой Грани…»
Жучок резко усилил свою трель, и Секундус не без удивления поднял брови. Затем обратил взор на белоснежный танец за окнами. Комодогрыз утих. Помощник с улыбкой покачал головой и вернулся к чтению.