Звезда Даугрема

Севдин ничего не сказал и молча стал спускаться по лестнице. Гулверд вздохнул и двинулся следом, кутаясь в плащ и чувствуя, как бежит из носа. Почему-то вспомнились оскалы каменных дэвов на въезде в монастырские земли. Монах поежился, теперь уже не от холода.

* * *

…Дейла, супруга твоя светлоока,
Та, что людям радость и счастье дает,
Нас благодатью своей покрывает,
Души людские в рай приведет…

* * *

В трапезной было людно. Восславляя про себя обильный снегопад, молодые послушники шумно угощались в правой части помещения, с завистью поглядывая на столы слева, где важно восседали монахи. У старших иноков угощение побогаче, и мясо с вином тоже имеются. Не то что опостылевшая вяленая рыба и кукурузный хлеб. Хорошо хоть, пива отец Андриа не жалеет, особенно перед скорым постом…

Зезва глотнул вина, отставил стакан, прислушиваясь к беседе Каспера и отца Кондрата. Огромный инок в очередной раз доказывал, что настоящее пиво варят лишь в Орешнике, а все остальное — бурда и обман. Каспер, по своему обыкновению, вежливо соглашался, хотя и поглотил уже целых полкружки хмельного напитка — огромное для него количество. Ныряльщик улыбнулся и обратил взор на украшенное нехитрой резьбой окно, за которым валил снег.

— Как в сказке, сын мой, э? — подмигнул ему брат Кондрат, оставив, наконец, Каспера в покое.

— Как в сказке, — словно эхо, повторил Зезва, замечая, что монах уже смотрит ему за спину, а Каспер широко улыбается.

Аинэ, в новой шали, с убранными за шапочку длинными косами, присела на скамью рядом с Зезвой. Ныряльщик хмуро покосился на девушку, но ничего не сказал. Каспер и отец Кондрат дружно ухмыльнулись, чем вызвали гневное сопение Ныряльщика.

— Зезва, — произнесла Аинэ тихо, пригубливая стакан с разбавленным вином.

— Чего тебе?

— Когда ты брился в последний раз?

Зезва замер, затем медленно повернулся на скамье и уставился на серьезную Аинэ. Каспер прыснул.

— Госпожа Йиля, — продолжала Аинэ, — велела следить, чтобы ты почаще брился. Ходишь, как медведь, заросший. А еще рыцарь!

— Ох, молчи, — простонал Зезва. — Отче, ну скажи ей… уф… дуб меня дери.

— Не помолчу, вот не помолчу! — не унималась девушка. — Вот поедешь снова в Даугрем, может, к гамгеону Антану отправишься на аудиенцию, а зарос, словно гел какой-то!

— Ну, хватит! — взорвался Зезва. — Мало того, что ты мне всю дорогу душу вынула, так еще и тут пристаешь?! Побрейся, почисть плащ, почему дырка, не груби… Отстань, сударыня! Слушай, тебе не пора на кухне помочь, курвова могила?

— И не сквернословь, — улыбнулась Аинэ.

Зезва пару мгновений сверлил девушку взглядом, затем демонстративно отвернулся. Аинэ покачала головой, кивнула сочувственно щурившемуся отцу Кондрату и завела с Каспером беседу о Даугремских шалях. Зезва вздохнул. Быстро взглянул на Аинэ, ну тут же потупился, потому что словно ждавшая этого девушка подняла на Ныряльщика свои глаза цвета моря.

Раздался скрип высоченных дверей, и все несколько десятков монахов и послушников дружно поднялись. Брат Кондрат тоже вскочил, схватив за локоть замешкавшегося Каспера. Аинэ быстро отошла к стене, присоединившись к нескольким монахиням. Зезва провожал ее взглядом до тех пор, пока не получил увесистый толчок в бок. Повернулся, увидел страшные глаза отца Кондрата, и поднялся, опрокинув кружку с пивом себе на штаны.

— Курвин корень…

Монахи зашикали, а брат Кондрат закатил глаза, еле слышно застонав. Зезва поставил кружку на место, оглядел одежду. Ну, уж нет, сам постираю, решил он. Пусть Аинэ Касперу плащи полощет!

— Аккуратнее нужно, сын мой, — раздалось на мзумском с легким душевным акцентом. — Это же наши гости из столицы, так ведь? Судя по звуку — рыцарь Зезва из Горды.

— Прошу великодушно извинить, — смущенно пробормотал Ныряльщик, — право, отец Андриа, я случайно…

— Ормаз с тобой, сынок, не опускай голову из-за такого пустяка. Садитесь, братья. Посадите меня.

Два рослых монаха осторожно подвели отца Андриа к головному месту и усадили на высоченный стул с мягкой подушкой. Настоятель слегка наклонил голову, обрамленную длинным седыми волосами, словно прислушиваясь.

— Снег валит и валит.

Зезва вздрогнул. Неужели слышит, в самом деле, как идет снег за окнами? Говорят, слепые обладают отличным слухом. Он взглянул на изуродованное лицо отца Андриа, на страшные рубцы вместо глаз. Словно чудовищный вешап ударил лапой, с мясом выдрав глаза у настоятеля Кеманского храма. Брат Кондрат рассказывал, что в когда-то Андриа едва не погиб, на него напали лихие люди, вот и изуродовали. Просили, молвят, денег, а что взять с бедного монаха? Изверги.