Звезда Даугрема

— Конечно же, благословлю, дети мои. Вот только помните, ежели богомерзкие поступки чинить станете, ждут вас муки вечные на трезубце Кудиана! — старец горько покачал головой. — Колесо уже едет, не остановишь, а что впереди — пропасть или выезд, непонятно. Ну, а мы слишком разогнали телегу, да так, что бежим перед ней, боимся оглянуться. Остановимся — смерть под колесами, продолжим путь — в пропасть сорвёмся!

— Раз уж двинулись вперёд, — мрачно произнес Астимар, — то не оглядывайся.

— Ты прав, сын мой, эх, как прав… Благословление? — Виссарий рассмеялся. — Хорошо, сделаю вид, что верю тебе, рыцарь Рощи, Влад из Ашар. Я помню, как тебя посвящали. Здесь, в этой дубраве. Помнишь?

— Разве я могу забыть, святой отец, — отозвался Картавый. — Много лет прошло.

— Да… — прошептал старец, гася пальцами огарок. — Прежде чем ты скажешь, что задумал только что, когда узнал, что еду я в Кеманы… А знаете, господа рыцари, там сейчас как раз служба начинается. Позже, чем у нас. Одно из противоречий между духовенством, одно из многих! Красивый храм в Кеманах, на крутой горе. Дорога виляет и петляет между скал, а как поднимешься на самый верх, открывается такой вид на море и Даугрем, раскинувшийся внизу. Вернее, даже не раскинувшийся, а тянущийся длинной причудливой лентой. Сейчас мой двоюродный брат к пастве обратился…

* * *

— Дети мои, — отец Андриа повернул незрячую голову, словно хотел взглянуть на собравшихся в храме, — хочу обратиться к вам вот с такими словами…

Зезва стоял в передних рядах эров-солнечников, что смиренно внимали настоятелю Кеманского монастыря. Перед ним как бы случайно оказалась Аинэ, и Ныряльщик чувствовал, как пахнут ее волосы. Сухой розой. Он глубоко вдохнул и заметил улыбку Каспера. При этом Победитель не отказал себе в удовольствии слегка толкнуть товарища локтем в бок. Зезва тут же насупился и принялся смотреть на отца Кондрата, принимавшего участие в службе, а теперь степенно стоявшего за отцом-настоятелем, вместе с другими монахами. Достойный инок мрачно смотрел на паству. Разделенную на две части. В правой стороне храма и в центре собрались мзумцы, составлявшие большинство населения Кеман. Также в центре шевелили губами в молитве несколько рменов. В левой части темнела кучка душевников, человек десять, не больше. Зезва некоторое время разглядывал их напряженные спины и вертящиеся головы. Это отец Андриа настоял на их присутствии. А ведь уже несколько лет, как мзумцы и солнечники взывают к богам по отдельности. Видно, Ормазу так удобнее.

— Сегодня я служил на двух языках, дети мои, — очень тихо сказал отец Андриа. — На двух наречиях, которые есть суть моей души. Потому что по отцу я из душевного народа, а по матери — мзумец. Сколько месяцев тщетно призывал я вас молиться вместе, сколько месяцев… Нет глаз у меня, но чувствую: мало добра и братской любви сейчас витает в древнем храме. Храме, построенном вашими предками…

Зезва в который уже раз пощупал ножны и рукоять меча Вааджа. Прошло два дня с тех пор, как лезвие светилось голубым светом в последний раз. Брат Кондрат смотрит в упор. Хмурится. Как же, собрался ночью гызмаала ловить. Ныряльщик вздохнул, улучил момент, когда Каспер отвернулся и снова вдохнул одуряющий аромат волос Аинэ. Та вдруг обернулась. Зезва покраснел, опустил глаза. И не увидел, какой радостью осветилось лицо девушки.

— …сначала построили дорогу, — возвысил голос Андриа. Страшные рубцы на месте глаз налились кровью. — И привела дорога к храму Кеманскому. Вместе трудились предки наши, в поте лица своего возводили дом богов. Благословил их труды Ормаз, одарила улыбкой Дейла, дала сил Аргунэ! Не делились строители на разные народы…

Настоятель отмахнулся от попытавшихся поддержать его монахов. Сам сделал шаг вперед. Он поворачивал изуродованное лицо, и чудилось оробевшему народу, что Андриа смотрит на них. Зезве тоже стало не по себе, но он не опустил глаз. Почувствовал, как сжал его локоть Каспер.

— Зезва, — шепнула Аинэ, делая шаг назад и становясь рядом.

— Чего тебе?

— Ничего.

Девушка взяла Зезву за руку, прижалась на мгновенье. Ныряльщик вздрогнул, напрягся, но Аинэ уже отодвинулась. Каспер улыбнулся, заметив, как прояснилось лицо отца Кондрата, неотрывно наблюдавшего за ними. Зезва чувствовал, как отчаянно колотится сердце в груди. В голове помутилось. Девушка повернула голову, и глаза цвета моря взглянули на Ныряльщика. Тот с огромным трудом заставил себя снова смотреть на отца Андриа.

— …хочу завершить обращение к вам словами из Священной Книги Ормаза, — голос Андриа неожиданно зазвенел. — Я — пламя, но я — вода. Я — тьма, но я — свет. Я — меч, но я — покаяние. Я — пустыня, но я — колодец. Я — ястреб, но я — голубь мира. Не закрывайте глаза!

— Глаза да смотрят всегда! — нестройно повторили мзумцы.

— Не закрывайте глаза! — повторил Андриа по-душевному, воздевая руки вгору.

Миг звенящей тишины. Лишь слышно, как шепчутся немногочисленные рмены.

— Глаз не закрывайте, — повторил настоятель.