И Алексей рассказал, как минувшей зимой, во время наступления Брянского и Западного фронтов в районе Орла, партизанам Брянщины была поставлена задача сорвать переброску резервов противника по железной дороге, вывести из строя Брянский узел. Несколько крупных отрядов пытались выполнить эту задачу с прежними натяжными и нажимными минами, но гитлеровцы только усилили охрану дороги, а эшелоны продолжали идти. Вот тогда в партизанский край и были заброшены опытные образцы мин замедленного действия, а для их внедрения посланы подготовленные инструкторы. И эта далеко не совершенная прабабка нынешней «эмзедушки» оказалась серьезным оружием в руках умелых подрывников. В несколько ночей минеры установили на важнейших дорогах около двухсот новых мин. Некоторые с замедлением до полутора месяцев. И вот под самым носом у вражеской охраны начали подрываться составы.
Алексей, улыбаясь, вспомнил, как удивил самолюбивых минеров его рассказ. А он еще добавил, что теперь эти мины прислали по просьбе генерала Федорова, который понимает, насколько эта техника лучше прежней…
С того дня минеров словно подменили. И вот теперь они сами, по доброй воле, часами терпеливо ползают возле «потешной дороги» — так прозвали шутники отрезок колеи, построенной подрывниками на берегу Уборти, — споря, как лучше устанавливать мины, с часами в руках тренируются в скорости их установки, придирчиво проверяют друг у друга чистоту маскировки.
Егоров приподнялся на локти и огляделся. Курсанты отдыхали. Неподалеку, тоже под кусточком, дремал Алексей Садиленко. Непоседливый Владимир Павлов травинкой щекотал его за ухом, а Садиленко, не открывая глаз, лениво отмахивался, думая, что это назойливая муха. Спрятались в кустах два друга-подростка, Миша Глазок и Николай Слопачок, беседуют о чем-то своем, ребячьем. Вот, разровняв песок, что-то рисует на нем Всеволод Клоков. Что-нибудь изобретает. Теплеет на сердце у Алексея при виде этого неразговорчивого сибиряка. Как-то на одном из первых занятий он попросил минеров подумать, как сделать мину неизвлекаемой без подсоединения к ней разных «сюрпризов», которые усложняли постановку мин. Все промолчали. А в конце занятий к нему подошел Клоков и попросил на ночь мину к себе в землянку.
— Есть тут у меня одна мыслишка, — буркнул он.
Однако глаза Клокова задорно блестели, и было ясно, что задача затронула его инженерское самолюбие и «мыслишка», безусловно, стоящая. Он и раньше изобретал, даже создал из двух обыкновенных мин собственную неизвлекаемую мину, окрещенную партизанами «балалайкой» за то, что два ее заряда соединялись проволочкой — струной.
Несколько ночей просидели Егоров с Клоковым, думая над «мыслишкой» Всеволода, и в результате появилась на крышке новой мины «кнопка неизвлекаемости»…
Садиленко скомандовал продолжение занятий, и один за другим потянулись к полотну «потешной дороги» слушатели партизанской академии. Лишь под вечер уходили они в лагерь на обед и короткий отдых, чтобы с темнотой вернуться на полигон. И снова, теперь уже ночью, оживала поляна над Убортью. Ночи были посвящены тактике. Учились минеры приемам подхода к железнодорожному полотну, чтобы не хрустнула ветка и не зашуршала трава и ни один камешек не скатился с насыпи. Ведь вдоль колеи прохаживались бдительные часовые — свои же хлопцы, самые придирчивые экзаменаторы. Обнаружен минер часовыми — иди снова тренируйся. Обнаружена мина — тоже не надейся на снисхождение. Лишь немногим, несмотря на бдительную охрану, удавалось незаметно поставить и замаскировать мину. Партизаны, смеясь, говорили, что откосы железнодорожного полотна мокры от пота.
Каждая неудача на учениях становилась предметом подробного разбора, с добродушной подначкой, шутками и смехом. Но зато горе было насмешнику, если и его постигала неудача!
Егоров не мешал, понимая, что эти разборы полезнее иных занятий.
Как-то в конце второй недели в разгар учебы с дальней заставы передали условный сигнал: на полигоне посторонние! А вскоре на дороге из леса показались несколько верховых. Егоров заспешил навстречу. Еще издали он узнал Алексея Федоровича Федорова. Следом за ним ехал комиссар Дружинин.
— Принимай гостей, Алексей Семенович! — крикнул ему генерал, когда всадники приблизились. Егоров узнал начальника Украинского штаба партизанского движения генерал-майора Строкача, его заместителя полковника Старинова, партизан из эскадрона Карпуши, сопровождавших начальство. Но кто же впереди, рядом с командиром соединения?
Когда верховые спешились, Егоров доложил Федорову, чем занимаются партизаны. Потом обратился к незнакомцу.
— Рад с вами познакомиться, товарищ Егоров, — протянул Алексею руку высокий плечистый мужчина с узким лицом. — Демьян.
Егоров понял, что это секретарь ЦК Компартии Украины Демьян Сергеевич Коротченко, известный среди партизан как «товарищ Демьян».
— Вот и встретились, — усмехнулся генерал Строкач, встряхнув Алексея за плечи. — Я же обещал!
Подошел Старинов и крепко обнял своего крестника.