Звезда эстрады

— По-моему, тебе надо уехать, — наконец, сказала она Кириллу. — Так дальше продолжаться не может! Ты не в состоянии жить без своей Наташки. Или езжай к Варваре, она тебя звала. И вообще — что тебя держит здесь, в этой стране? Родная и родина — это всего-навсего слова! Ну и что тебе здесь, в этой родной? Миллионы людей давным-давно мотанулись за ее кордоны и пределы, и ничего! Отлично живут!

Короткий монолог дался ей с огромным трудом. Но видеть неживые глаза Кирилла она больше не могла.

— Они сами тебе сказали, что отлично? — пробурчал он. — В личной беседе?

— Не иронизируй! Это глупо! Ты сам все прекрасно понимаешь!

— А ты? — Кирилл взглянул на нее слишком пристально. Лёке не понравился этот его взгляд. — Ты все понимаешь?

Иногда Лёка казалась ему прозрачной. Он словно видел под тонкой загорелой кожей ее мерно пульсирующее полудетское сердце, ее беззвучно работающие на вдох и выдох легкие, ее слабо переливающиеся кровью больные сосуды, не желающие доставлять алую жидкость до кончиков слабых пальцев. Он никогда раньше не чувствовал другого человека, даже мать. Жил сам в себе, один, не нуждаясь ни в ком и ни в чем. Разве что в озере… А потом ему вдруг показалось, что он понял эту малышку, проникся ею, ею заполнился, ушел в нее со всеми потрохами, как любила повторять его мать, увидев сына с очередной книгой в руке. Грубо, но точно. Чужие мысли и иная суть стали своими, близкими, родными. Это случилось впервые. И не было на свете никого нужнее этой рыжеватой девочки, случайно найденной им на Минском шоссе.

Ему нередко становилось ее жалко, легко и часто простужавшуюся, незакаленную, маявшуюся головными болями… Жен Кирилл жалел редко, а сейчас просто ненавидел обеих, даже добродушную Чапайку. Почему она отпустила от себя Варьку?! Почему не сумела уговорить дочь не уезжать?! Не сумела или не захотела?.. Бегство за кордон теперь в большой моде…

Лёка всегда выглядела бледной, слабой, замученной… И сейчас Кирилл тоже ее пожалел, но всего лишь на одно крохотное, тотчас бесследно исчезнувшее, канувшее в вечность и проскользнувшее мимо мгновение. Слишком короткое, чтобы его воспринимать всерьез.

Кирилл давно устал от необходимости постоянно сочувствовать. Лёка недомогала чересчур часто, тем самым обесценив всякое сопереживание и превратив Кирилла в какой-то домашний автомат, привычно полуравнодушно реагирующий на внешний раздражитель, как турникет с готовностью распахивает дверки, завидев магнитную карточку.

Лёка смотрела недоумевающе. А что, собственно, она должна понимать?

— Ты опять все забыла, Леля? — грустно спросил Кирилл. — Я просил тебя…

— А, ну да! — схватилась за голову Лёка. — Но я все время болею и гастролирую… И вдобавок учусь. Нет, Кир, как хочешь, это пока невозможно…

— А когда будет возможно? — с надеждой спросил он.

— Когда-нибудь, — пробормотала Лёка. — Я не могу сказать точнее… Пожуем — увидим…

— Ты хорошо живешь, козюлька моя! — с яростью откликнулся Кирилл. — Тебе не нужно каждый день ходить на работу, рано вставать и пахать там, как лошади! Ты изредка бегаешь в училище да распеваешь идиотские песни! Плюс к этому ты еще позволяешь себе ничего не помнить. Не каждому дано. Непонятно, Леля, почему ты так часто болеешь и плохо себя чувствуешь.

Он в который раз искоса разглядывал ее. Красивая девчонка… Но ее красота — какая-то мотыльковая, созвучная с музыкой, пением, смехом и совершенно не сочетающаяся с настоящими размышлениями, печалью и семейным покоем.

— Ты никогда не встаешь рано, дуся, а вечно дрыхнешь до двенадцати! Так что нечего врать! — вспылила Лёка. — Значит, ты мне завидуешь?! Позор! Ты — такой большой и сильный, мне — такой маленькой и слабой? Ты — мужчина?!.

— Да! — крикнул Дольников в бешенстве. — Завидую! Твоей легкой и простой жизни! Твоему умению найти в ней укромный уютный уголок!

— Что ты говоришь?.. — в замешательстве прошептала Лёка. — Кир, что ты несешь, подумай!

— Это ты подумай, что ты делаешь! — продолжал Кирилл. — Ты хочешь пропеть всю жизнь?! «Всю жизнь мы поем, все поем, все поем» — отличный девиз! Слоган что надо! Дурацкие песенки, в которых нет ни смысла, ни чувства, одни пустые слова! Ты ведь сама критиковала наши клипы! И что? Теперь пересмотрела свое мнение?! Ты когда-то анализировала наш эстрадный репертуар! Ну и как, вдохновляет? Могу привести несколько впечатляющих примеров! «А ты зачем меня не слышишь? Это делаешь ты зря. Подойди ко мне поближе, я хочу, хочу тебя…» Тебе нравится это убожество, эта пошлость?! Или вот еще, настоящее кощунство: «Я на тебе, как на войне, а на войне, как на тебе!» Или «Шрам на попе — украшение нежных женщин»! Тебе по сердцу подобные украшения?!

Лёка сидела молча. Кирилл пошел вразнос. Что она могла возразить? Что у нее совсем другой репертуар? Что она тяготеет к русским романсам? Что ее иногда тошнит от пения эстрадных монстров? Но Кирилл не станет слушать. Потому что… Да что тут еще обсуждать… Все понятно… Их коротенькое счастье кончилось, едва начавшись, как московское лето. И все… Больше не о чем говорить…