Звезда эстрады

— Да никаких других причин! — засмеялась Мила. — Опять ты не видишь дальше своего носа!

— В общем, ты права, — пробурчал Аркадий. — Только, по-моему, дар предвидения вреден. Любое умение видеть далеко вперед и предсказывать грядущие события редко приносит счастье. Скорее наоборот…

— Можно подумать, ты счастлив! — фыркнула Мила. — Не видящий ничего впереди!

— Да, — неожиданно твердо произнес Аркадий. — Да, Мила, я действительно счастлив. И именно поэтому не хочу забегать и заглядывать вперед. Там часто оказывается совсем не то, чего ты ожидаешь и на что рассчитываешь. Хочу пожить, на сколько хватит сил, счастливым человеком…

Татьяна и Мила взглянули на него удивленно. Аркадий, по их разумению, ничем не напоминал счастливого человека — без денег, без нормального жилья, без семьи… Лысеющий, некрасивый и уже не слишком молодой… Что он плетет о счастье?

Но потом обе дамы вгляделись попристальнее в его лицо и увидели, какое оно умиротворенное… Заглянули в его глаза — и поразились их спокойствию и ясности…

Что это с ним? — немного испуганно подумала Таня. Ее страшила и настораживала любая определенность и четкость, любая понятность в постороннем человеке. Она привыкла к двусмысленностям и размытости очертаний, к расплывчатости взглядов, к таинственности намерений и внезапности поступков, приучилась никому не доверять и не верить. Она освоилась и сжилась с такой жизнью. И эта жизнь Таню устраивала, потому что была ей близка и понятна. А вот перед открытостью и безмятежностью брата Таня растерялась… Что это, откуда?..

Малахольный, подумала Мила. Для жизни непригодный. Чепухой замороченный. Правильно его жена бросила. Ишь, счастлив он… Поддал небось с утра, вот и счастлив…

Хотя Мила прекрасно знала — Аркадий в рот не брал спиртного.

Он с детства был застенчивым, неуверенным, безвольным… Был и остался таким, потому что жизнь редко меняет подобные характеры. Чтобы измениться, ему потребовались бы немалые волевые усилия, а у него их не нашлось. Он вырос плохо приспособленным к жизни, нелюдимым, с неутоленной потребностью любить и быть любимым. Боялся чужих людей и пытался отдавать всего себя близким — родителям, жене, сестре… Но они как-то странно относились к его желанию. Люди, подобные Аркадию, словно специально появляются на свет для того, чтобы ими помыкали и злоупотребляли. Никто не в силах устоять перед соблазном вонзить в такого слабака острие ножа… И Аркадию оставалась на долю неизменная боль разочарований.

Родители пробовали его шлифовать, муштровать, воспитывать. Давали ему кучу пустых, бесполезных советов, в которых он совершенно не нуждался. Учили быть смелее, бойчее и нахальнее. Приятели и жена крали его мысли, выпытывали тайные чувства и со смехом выставляли их на всеобщее обозрение. И тогда Аркадий чувствовал себя голым на людях…

Конечно, он понимал, что его патологическая стеснительность мешает ему, не дает быть самим собой. Любой человек в полной мере раскрывается лишь тогда, когда чувствует себя непринужденно и свободно. Но Аркадию эта непосредственность и естественность не была дана. А воспитать ее в себе он сначала не сумел, а позже — не захотел. Потому что однажды внутренне воспротивился, встал на дыбы против родных, пытавшихся его исправить, против всех знакомых, насмехающихся над ним… Восстал и откинул их мнения, оценки и взгляды навсегда. Оставшись при своих. Тоже навсегда. Зато приобрел долгожданное спокойствие, помогавшее ему забывать о том, чего не хотелось и было совсем не нужно помнить.

Это произошло незаметно для Тани, которая жила погрузившись в свои проблемы. Теперь она с трудом узнавала своего так сильно изменившегося, прежде вялого, безынициативного, вечно смущенного брата.

Аркадий моментально, довольно неплохо продал их квартиру в родном городке, снял себе комнатку у чистенькой приветливой старушки, где поселился вместе с племянником, и устроился работать в «Олимпийский» — продавать книги. Дела у него сразу пошли неплохо, и через несколько месяцев Аркадий смог купить в Москве двухкомнатную квартиру, угрохав на нее все деньги от проданной плюс свои и Танины сбережения. И сумел даже прописать себя и сестру с племянником с помощью новых рыночных знакомых. Очевидно, за хорошую взятку. Таня только диву давалась… Она перебралась к брату и первое время сидела тихо, не высовываясь. На рынке больше не работала и решила пойти трудиться в школу. Все-таки по специальности… Хотя свою профессию давным-давно позабыла.

— Это правильно, — одобрил ее Аркадий. — И вспомнишь ты все быстро. А работать с детьми — одно удовольствие.

— Если бы еще за это удовольствие нормально платили, — пробурчала Таня. — Мы с Володькой и так сидим у тебя на шее…

— Ничего, она у меня выносливая! — улыбнулся Аркадий. — А как твои романы? Танечка, ты не думай, что я вмешиваюсь в твою личную жизнь! Ни в коем случае! Просто мне бы очень хотелось, чтобы ты нашла себе хорошего человека, а Володьке — отца! Он у тебя чудесный парень!