Он не виделся с братом с тех самых пор, как отправился из Бостона в роковое путешествие в Шотландию. Он пробыл почти год в Англии, потом — три года на английском военном корабле, как насильно завербованный матрос, и потом еще четыре он занимался пиратством. Военный фрегат англичан попал в плен к пиратам. Спаслись от кровавой бойни только он и Айви. Пираты предоставили им выбор: примкнуть к ним или погибнуть так же, как весь экипаж.
При таком дьявольском условии Джон Патрик и Айви решили уступить, имея в виду бежать, как только повстречаются с англичанами. Однако Джон Патрик вскоре обнаружил, что темная сторона его натуры легко приспособилась к существованию в братстве воров. Не вызывало у него угрызений совести и то, что они грабили главным образом английские суда. Англичане украли три года его жизни, и он был не прочь заставить их расплатиться подороже.
Он питал отвращение к кровожадности предводителя, к его страсти убивать и постепенно приобрел в команде поддержку, достаточную, чтобы оспорить у него командование кораблем. Он выиграл спор, победив в схватке не на жизнь, а на смерть, и все же не обрел полной свободы. Если бы экипаж решил, что их капитан способен дезертировать и бросить их на произвол судьбы, они бы убили его без долгих размышлений. Став капитаном, Джон Патрик сократил число нападений на английские корабли и запретил беспричинные убийства. За полтора года он стал очень богатым человеком и тщательно, в высшей степени тщательно подобрал команду, которая была бы верна ему, а не пиратскому братству.
Холодно. Как же ему холодно! Он попытался думать о Карибах, о теплом сине-зеленом море, которое меняло цвет в зависимости от положения солнца, и о белых, излучающих тепло, песках. Как все это не похоже на ледяные, свинцово-серые воды Делавера.
Он свернулся клубком. Он вспоминал о доме, о Ноэле, которого обожал, когда был еще ребенком, о Кэти, которую любил, как будто и впрямь она была его сестрой. О матери. О том, как она с лучезарной улыбкой глядела на отца. Он всегда задавал себе вопрос: будет ли и в его жизни подобная страстная любовь! Ни у Кэти, ни у Ноэля такого не было.
Ноэль. Приедет он или нет?
Сам он, вернувшись из колонии почти три года назад, сначала продавал оружие мятежникам. Затем был комиссионером по снабжению. Из-за роялистских симпатий Ноэля Джон Патрик, питавший яростную ненависть ко всему английскому, не искал с ним встречи, несмотря на то, что в детстве так любил его. Один господь знает, как же не хотелось ему и теперь обращаться к нему за помощью.
Он пошевелился, тело пронзила острая боль, из раны снова потекла кровь. Но спать нельзя. Нельзя спать до возвращения Айви.
Думать о тепле. Думать о восходах солнца. Он всегда любил рассветы — и мальчиком, и когда вырос. Рассвет — это всегда надежда. Новый день, новая жизнь. Рассветы и Айви — вот что спасло ему жизнь на английском флоте.
Когда же наступит рассвет?
Джона Патрика нашел Айви. Он прочесывал кустарник, а следом за ним шел Ноэль, знавший, что это рискованно. Лучше было бы остаться в фаэтоне на случай, если вдруг появится английский патруль, но это было выше его сил.
До сих пор им везло. Они легко миновали сторожевой пост, выдавая Айви за безумствующего мужа, у которого рожает жена. Их еще два раза останавливали, однако Ноэля знали как личного врача генерала Хоу. То, что они так легко миновали патрульные посты, вызывало у спутника Ноэля раздражение не меньшее, чем облегчение. Он не выпускал пистолет из руки, хотя и прятал ее теперь под плащом.
Они ехали уже три часа, когда швед велел Ноэлю свернуть с дороги в лес. Он остановил фаэтон у заброшенной хижины. Швед спрыгнул на землю и предупредил:
— Если здесь не будет повозки, когда я вернусь, я тебя выслежу и убью.
— Я пойду с вами, — успокоил его Ноэль.
В серых предрассветных сумерках Ноэль различил суровый взгляд шведа, прежде чем тот побежал, согнувшись, к реке. Ноэль едва не упал, наткнувшись на шведа, который наклонился над недвижным телом. Ноэль оттолкнул его в сторону, приложил пальцы к артерии на шее брата, нагнулся и прижался ухом к его груди.
— Джонни?
Никакого движения.
Ноэль громче позвал брата по имени, встряхнув его за окровавленную рубашку. Раздался стон.
— Джонни, — повторил Ноэль.
Так ласково называли Джона Патрика в семье, когда он был мальчиком, и к этому родных приучил сам малыш, говоря: «Джонни хочет вот это», «Джонни хочет вот то».
— Ноэль?
Голос у Джона Патрика был слабый, едва слышный. Но он был жив!
Слава богу, пока жив.
— Эй, братишка. Во что, черт побери, ты вляпался на этот раз?
Он почувствовал, что Джон Патрик дрожит. От холода у него стучали зубы. Ноэль нагнулся и хотел было поднять его, но швед рявкнул:
— Я возьму.
— В хижину, — приказал Ноэль.
Швед двигался быстро. Когда они добрались до хижины-развалюхи, Ноэль достал сверток, приготовленный Малькомом, и последовал за Айви внутрь. Верзила-швед опустил Джона Патрика на грязный пол.
— Зажги свечу, — сказал Ноэль.