Звезда и шпага

В одну такую компанию нежданно-негаданно попали мы с поручиком Озоровским и Самохиным. Собственно, именно Самохин подбил нас отлучиться с квартир полка и погулять по Казани. В его устах это означало прогулку по питейным заведениям самого разного пошиба — чем меньше денег оставалось у нас в карманах, тем хуже, соответственно, становились трактиры и кабаки, куда мы перекочёвывали, подобно диким татарам, в столице былого ханства которых мы сейчас находились.

В одном из трактиров мы и повстречались с компанией офицеров мушкетёрских полков. И если для нас это было самое начало путешествия по питейным заведениям, то они явно пребывали в загуле уже довольно давно. Может быть, несколько дней кряду.

— Так вы, господа офицеры, с пугачевцами воевать собираетесь? — спросил у нас средних лет капитан в мундире со знаками неизвестного мне мушкетёрского полка. — А, знаете ли, против кого идёте, а?

— Мы сражались против казаков, служивших полякам Барской конфедерации, — пожал плечами поручик. — Ничего особо страшного в них нет. Те же крылатые гусары опасней. Из-за своих пик.

— У яицких казаков тоже пики есть, — сказал на это капитан, — да только не в них дело, — отмахнулся он.

— А в чём же? — поинтересовался я.

— В дисциплине, — ответил капитан-поручик в мятой треуголке. — Мы ехали воевать с дикой ордой казаков и башкир, а получили организованное войско, которое разгромило нас и осадило Оренбург.

— Что значит организованное? — переспросил Самохин. — У казаков, как бы то ни было, организация есть. Полки, в конце концов.

— Полки! — рассмеялся капитан, первым заговоривший с нами. — Полки, говоришь. Мы сначала смеялись над пешими казаками в выкрашенных в разные цвета кафтанах. Хуже того, с ними рядом шагали заводские люди и даже деревенская голота. Над ними смеялись особенно сильно. В кафтанах разных цветов, а многие без штанов. Вот только под Юзеевой эти крашенные кафтаны задали нам перцу. И командующий наш смазал пятки аж до самой Москвы. Вот с кем вам воевать, господа.

— Какие кафтаны? — удивился Самохин. — При чём тут кафтаны.

— Не в кафтанах дело, — сказал капитан-поручик, кладя на стол свою живописную треуголку. — Самое неприятное то, что Пугачёв собрал не только некую Тайную думу, но Военную коллегию, которая сформировала самые настоящие полки. Из безлошадных казаков, рабочих, ушедших с заводов и той самой деревенской голоты. Самый настоящие полки, — повторил он, — со своими офицерами и унтерами и железной дисциплиной. Более того, из башкир сформировали полноценную конную разведку, они же, вместе с казаками несут пикетную службу.

— В общем, — дополнил его третий офицер, поручик из егерской команды, — вместо разрозненной толпы бунтовщиков, которую мы ожидали увидеть, нам пришлось сражаться со вполне сформированной армией. Их офицеры уже худо-бедно овладели тактикой линейной пехоты и насадили дисциплину. Создаётся такое впечатление, что командуют в пугачёвском войске отлично обученные офицеры, прошедшие не одну военную кампанию.

— Что за бред?! — взорвался молчавший до того Пашка Озоровский. — Откуда у них могли взяться эти офицеры?

— А чёрт их знает? — пожал плечами егерский поручик. — Недаром же Пугачёва чёрным волхвом или колдуном народ считает. Может, договорился с Диаволом, — тут все, включая самого рассказчика, перекрестились, а Озоровский даже суеверно трижды сплюнул через левое плечо, — вот тот и отсыпал ему щедрой рукой офицеров-грешников. Среди нашего брата с праведниками тяжеловато, — невесело усмехнулся он. — А к ним и чертей своих приставил в кожаных куртках со звёздами на рукавах да картузах, вроде фуражных шапок.

— Погодите-погодите, — тут же насторожился я, — каких ещё чертей в кожаных куртках?

Повесите нас — придут другие.

— Есть такие в Пугачёвской армии, — мрачно сказал капитан-поручик, принимаясь разглаживать замятости на своей поношенной треуголке. — Комиссарами зовутся. Они ведут пропаганду в его армии и по всему Прикамью с Поволжьем, Уралу и Оренбургскому краю.

— Комиссары, — протянул я, вспоминая комиссаров Барской конфедерации. Что может связывать лихих шляхтичей Речи Посполитой с казаками Пугачёва. — Комиссары.

— Комиссары, комиссары, — кивнул капитан-поручик. — И вот что удивительно, особенно сильную пропаганду они ведут на демидовских заводах и среди крестьян, агитируют их вступать в ряды пугачёвской армии.

— И что же, — заинтересовался Самохин, — их слушают?

— Как попов, — ответил капитан-поручик, — в три уха, можно сказать. И после каждого, как они это на аглицкий манер зовут, митинга, за ними уходят два-три десятка человек. Целыми деревнями, бывает, с места снимаются, с бабами, детишками, даже скотиной. Так что армия Пугачёва в лагере напоминает некий табор, вроде цыганского.

На этом разговор сам собой затих. Мы выпили пару тостов для порядку, да и разошлись. Продолжать «прогулку по-Самохински» не хотелось, и мы направились обратно на квартиры Казанского кирасирского.