— Вот уж нет! Я не хочу, чтобы незнакомец покупал мне нижнюю юбку. — Она закашлялась, отказываясь обсуждать эту неподходящую тему. — Может быть, полотенце?
— Прекрасно. — Он наклонился и пододвинул газеты ближе, складывая и выравнивая их в дюйм толщиной. Поколебавшись, Леда взяла полотенце и, соединив края, начала разрывать его на длинные полосы. Потом она встала, зажав куски в руках.
— Это абсурд, — сказала она, — вы не сможете сами себе помочь. Вам надо выбираться отсюда.
— Не уверен, что смогу.
— И все же надо попробовать выбраться, настаивала она. — Голос ее окреп. — Или вы наделаете много ужасного, громкого шума. И потом, что я смогу сделать? Что подумает миссис Докинс?
Его рот скривился в иронической усмешке.
— Почему вы не переедете отсюда, если вас так заботит, что подумает миссис Докинс?
— У меня нет ни денег, ни надежды найти работу. Впрочем, мистер Джерард, это не имеет к вам никакого отношения.
Он повернул голову и взглянул на ее из-под ресниц.
— Объявлена награда за информацию о том, кто совершает кражи, — сказал он.
— Да? — спросила она слишком живо.
— Две сотни и пятьдесят фунтов.
— Да-да, я вспоминаю, что читала об этом.
— Вы можете сообщить и затем жить весьма шикарно на эти деньги.
— Леда распрямила плечи и холодно взглянула на него.
— Уверена, что порядочный человек не потребует награду за то, что он выполнил свой долг. Я буду себя презирать, если соглашусь улучшить свое положение за… эти кровавые деньги.
— И вы не считаете, что ваш долг — держать меня здесь?
— Уверена, что это мой долг, сэр. — Она глубоко вздохнула. — Но я осмелюсь заявить, что, когда я покину эту комнату, если вы позволите и не бросите в меня одну из этих чудовищных звезд, и не выбьете мне глаз, то к моему возвращению вас здесь не будет. Я не смогу полагаться на миссис Докинс, что она мне поверит, не могу привести сюда полицию после того, как вы ее чрезвычайно расположили своей двадцатифунтовой банкнотой, убедив в том, что я развлекаю мужчин в своей комнате. Вы очень удачно избавитесь от японской сабли. Предполагаю, что вы бросите ее в канал, а это постыдно, это будет бездумная варварская утрата вещи, которая, несомненно, стоила великому мастеру больших усилий и затрат времени, но это единственное свидетельство, которым я могла бы подтвердить показания, а без этого я буду выглядеть дурой, если пойду в полицию, разве не так?
— Боюсь, что это правда. Леда прислонилась к стене.
— И это действительно очень плохо, — добавила она угрюмо. — Я надеялась, что сержант Мак-Дональд получит за это повышение.
— Ваш близкий друг?
Она использовала в ответ самую светскую из манер мисс Миртл.
— Мои знакомства, близкие или нет, вас не касаются, мистер Джерард. Он улыбнулся.
— Сержант Мак-Дональд не дежурит, в это утро, как я понял?
— Не имею представления, — ответила она упрямо.
— А что вы скажете о том парне, который запечатывает особой печатью свои письма?
— Не имею понятия, о чем вы говорите. — Леда начала краснеть.
К счастью, он оставил эту тему, а только смотрел на нее несколько мгновений, а потом взглянул вниз на свою ногу.
— Дайте полотенце сюда, пожалуйста. Леда скрутила ткань в жгут. Ее затошнило.
— Идите сюда, сказал он тихо. — Только подержите мою ногу.
Она проглотила комок в горле и подошла. Опустилась перед ним на колени.
— Вам будет больно, — сказала она просто.
— Уверяю вас, что мне уже больно. Только подержите мою лодыжку, когда я попрошу, нажмите на нее. Не дергайте, а только медленно, сильно надавите. Может потребоваться нажать всем телом. — Он взглянул на нее из-под ресниц. — И что бы я ни делал, мисс Этуаль, не отпускайте.
— Будет больно.
— Если только вы отпустите.
— О боже, — сказала она. — Не думаю, что я смогу это сделать.
— Положите руки на мою лодыжку, мисс Этуаль. Она закусила губу, сделала еще один глубокий вздох и положила руки на его ногу, обернутую черной тканью. Очень осторожно она продвинула ладони вверх под свободными легинсами из черного хлопка. Пришлось вообразить себя няней, привычной к тому, чтобы касаться совершенно незнакомых мужчин. Мужчин любого типа, как в этом случае.
Над его лодыжкой ткань кончалась, и она ощутила под своими пальцами его кожу, горячую и опухшую. Сочувственно взглянула на него, в первый раз поняв опасность ранения и боль, которую он испытывал.
Он не смотрел на нее больше. Его ресницы были опущены, а лицо отрешенное, как высеченное из мрамора. Постепенно его дыхание изменялось, становилось все глубже, медленнее — она это скорее почувствовала, чем услышала. По мере того, как менялось дыхание, менялся и он, появилось что-то неземное в его облике. В утреннем свете его волосы стали золотисто-красными со множеством оттенков.
— Теперь, — пробормотал он, — нажмите. Леда слегка нажала.
— Сильнее! — Они встретились глазами, и она, закусив губу, усилила нажим. Его лицо не изменилось, она не почувствовала напряжения, сопротивления боли. Леда навалилась на ногу всем телом. Она услышала, как он заскрипел зубами.
— Не отпускайте, — попросил он, уловив ее смятение еще до того, как ее пальцы задрожали.