Звезда Ирода Великого

— Довольно.

Слуга почтительно отступил, а Помпей приказал позвать секретаря и, когда тот явился, сказал:

— Я приму иудейского царя теперь же. Пусть принесут мне тунику.

Секретарь удивленно посмотрел на Помпея, пробормотал:

— Но я думаю, что…

Помпей небрежно повел рукой:

— Иди.

Удивление секретаря было понятным: на официальных приемах Помпей облачался в тогу с пурпурной каймой — одеяние высших римских сановников. Но туника… В этом был вызов, неприкрытое пренебрежение.

Через полчаса Помпей уже сидел в просторном зале на возвышении, небрежно откинувшись на спинку кресла и выставив голые колени. Секретарь ввел Аристовула и Гиркана с несколькими сопровождавшими. И тот и другой низко склонились перед римским полководцем. Помпей рассматривал их, прищурив глаза.

Он не ошибся — этот разряженный, называющий себя царем иудейским, был полон гордыни. Даже его низкий поклон не прикрывал ее: резкие движения, плотно сомкнутые губы. Он держал себя так, будто, кланяясь, делал большое одолжение Помпею.

Второй, тот, кого секретарь назвал первосвященником, был маленьким, тщедушным, в довольно дорогой, но заметно потертой хламиде, с заостренными скулами и глубоко ввалившимися глазами. На пришедших с ними Помпей не смотрел.

Ответив на приветствие просителей коротким кивком, он оторвал руку от подлокотника кресла и указал на иудейского царя:

— Говори ты.

Тот распрямил плечи и, искажая латынь варварским произношением, слишком громко, что показалось Помпею почти что вызовом, стал говорить о своих правах на царство. Насколько сумел понять Помпей, прав у него никаких не было: после смерти его матери, последние годы правившей в Иудее, власть должна была перейти к старшему брату — тому самому, с ввалившимися глазами, в потертой хламиде. Но говоривший младший брат утверждал, что старший не способен к управлению государством.

(Тут Помпей невольно усмехнулся — они называют эту жалкую полоску земли государством!)

Итак, старший не способен управлять государством и не сумеет удержать народ от недовольства и смут. И поэтому младший считает, что власть должна принадлежать ему, человеку сильному, решительному, знающему военное дело, пользующемуся уважением среди своего народа.

Аристовул хотел продолжать, перечисляя свои достоинства и заслуги, но Помпей прервал его и, посмотрев на Гиркана, спросил:

— А ты что скажешь?

Тот вздрогнул, испуганно взглянул на Помпея и, чуть склонив голову, выговорил:

— Я не знаю, что мне сказать, Помпей Магн.

Его испуг и то, что он назвал его Магном, понравилось Помпею. Он снисходительно произнес:

— Разве ты не знаешь своих прав на царство? Ведь ты старший в вашем роду.

— Да, — едва слышно пролепетал Гиркан.

— Значит, по закону ты должен наследовать престол?

— Да, — не пошевелив губами, выдохнул Гиркан.

Помпей подался вперед и, упершись локтями в колени, заглянул в лицо Гиркана.

— Но брат считает тебя неспособным к управлению. Что ты думаешь об этом? — И, так как Гиркан молчал, Помпей добавил: — Говори, не бойся, я внимательно слушаю тебя.

Гиркан несколько раз вздохнул, широко раскрывая рот, и наконец проговорил дрожащим от волнения голосом:

— Что я могу сказать тебе, о великий Помпей, когда ты, покоритель мира, славный император, все знаешь, все видишь, все понимаешь. Ты как солнце властвуешь над миром. Если ты гневаешься, то уходишь за тучи, и мы дрожим от холода, если улыбаешься, то светишь нам, и мы с благодарностью принимаем твое тепло.

Гиркан договорил, а Помпей медленно подался назад и, упершись в спинку кресла, задумался.

Слова первосвященника понравились ему, правда, сравнение с солнцем было несколько натянутым. Но так любят выражаться на Востоке. Кроме того, латынь этого Гиркана оказалась достаточно чистой, без варварских, раздражающих слух искажений, и его смирение перед полководцем Рима ласкало слух, пусть оно было даже не вполне искренним.

А этот гордец, называющий себя иудейским царем, должен был понести наказание за одну только гордыню. Кроме того, он опасный для Рима правитель. Если он так высокомерно держится сейчас, когда его судьба зависит от благорасположения или неприязни Помпея, то как же он будет вести себя, когда станет настоящим, утвержденным Римом правителем? Правда, слабый правитель — тоже не очень хорошо, тем более в таком неспокойном крае. Конечно, он не способен к управлению, за него будут править его советники. Вон тот рослый, седой, что стоит по правую руку от Гиркана (Помпей взглянул на Антипатра), или этот, молодой, что стоит по левую (перевел взгляд на Ирода). Кто же поручится за то, что они будут покорны Риму? Впрочем, в этих варварских странах ни за что невозможно поручиться. Привести их к покорности можно только военной силой, и лучше заранее, когда они еще не бунтуют против Рима, чем после, когда станут бунтовать.

Помпей мягко прихлопнул ладонями по подлокотникам кресла, произнес со спокойным величием:

— Я выслушал вас. Ждите, я сообщу свое решение в течение нескольких дней.