Звезда Ирода Великого

Помпей не входил в город, он отрядил туда часть войска под предводительством Пизона. Тот занял весь город и, так как ему не удалось переманить к себе ни одного из укрывшихся в храме, начал готовиться к атаке. Сам Помпей расположился в долине, на северной стороне, велел заполнить овраг и все углубление долины камнями и хворостом — крепостная стена в этом месте была и стеной храма. Работа здесь требовала больших усилий. Во-первых, сам по себе овраг оказался очень глубоким. Кроме того, осажденные всеми силами мешали успешному ходу работ. У них не было недостатка ни в пище, ни в военных припасах. Они непрерывно метали со стен стрелы и дротики, так что среди солдат, которые заваливали овраг камнями и хворостом, насчитывалось уже много раненых и убитых.

С того дня, как жители Иерусалима открыли ворота города, первосвященник Гиркан проявлял себя неутомимым и деятельным.

Среди жителей ходили слухи, что первосвященник может не спать вовсе — он находился на переднем крае осады, у самых стен храма, организуя своих сторонников, помогавших римлянам, подбадривал уставших, утешал раненых, читал молитвы над павшими. Порой Гиркан так близко подходил к стенам, что стрелы, пущенные осажденными, вонзались в землю у самых его ног. Но он, казалось, не обращал внимания на такие пустяки, и когда Пизон, руководивший осадой внутри города, советовал первосвященнику быть осторожнее, тот отвечал, указывая рукой на стены:

— Нет, доблестный Пизон, они не в силах убить меня.

И в самом деле, находясь все время вблизи стен, он ни разу не был ранен.

Ирод все это время был рядом с первосвященником. Подчиненные ему всадники, оставив лошадей — в них теперь не было необходимости, — вместе с жителями доставляли из-за города камни для римских метательных машин.

Антипатр участвовал в осаде с внешней стороны города, и они с Иродом виделись редко и урывками.

Через несколько недель осады явилась новая опасность: жители окрестных деревень составили вооруженные отряды и то там, то здесь стали нападать на римлян. Они не могли нанести им большого вреда, но, во-первых, иметь в тылу противника, пусть слабого и разрозненного, Помпей не мог себе позволить, а во-вторых, он получил сведения, что сельское население формирует все новые и новые отряды. Помпей собрался уже было направить две когорты солдат для уничтожения отрядов, когда к нему явился Гиркан с просьбой самому уладить все это.

— Хорошо, — согласился Помпей, — но сколько тебе нужно воинов для сопровождения?

— Мне не нужны солдаты, — ответил Гиркан, — С твоего позволения я возьму с собой лишь одного человека, Ирода, сына Антипатра.

— Ты удивляешь меня своей смелостью, Гиркан, и своим презрением к смерти — Помпей оглядел тщедушного первосвященника так, будто увидел его впервые, — Будь ты воином — другое дело, но для священника доблесть такого рода все же выглядит необычной. Все же я советовал бы тебе взять хотя бы центурию для охраны. Во избежание неприятных случайностей.

— Я не достоин, о Помпей Магн, слышать от тебя похвалу моей смелости. От тебя, отважнейшего из отважных, величайшего из великих. У меня нет смелости воина, но она мне и не нужна. Просто я знаю свой народ — он бывает вспыльчив и горяч, но у него не отнимешь благоразумия. Я хочу напомнить народу об этом.

— Что ж, — кивнул Помпей, — делай, как считаешь нужным.

Не медля, сразу же после разговора с Помпеем, Гиркан и Ирод покинули Иерусалим. Ирод видел отца в свите Помпея, обменялся с ним взглядами, но не сумел переговорить. Но он был даже рад, что такая возможность ему не представилась. В последнее время — хоть он и не хотел признаваться себе в этом — опека отца стала тяготить его. Нет, отец не потерял для него значения, оставался для сына примером отважного воина, хитрого политика, человека тонкого ума и необыкновенной выдержки. Но, с другой стороны, Ирод уже жил своей особенной жизнью, и то, что отец сумел дать ему за эти годы, он уже дал и вряд ли что-либо сможет теперь прибавить.

Уважение к отцу и желание жить и поступать по-своему — эти два чувства не противоречили, а скорее дополняли друг друга. Да, отец многого добился — и как воин, и как политик, но то, чего желал добиться Ирод, та высота, на которую он намерен был взойти, казалась отцу не только недоступной, но была и непонятна ему. Сколько уже раз Ирод собирался говорить с отцом об этом, но всякий раз сдерживал себя и откладывал разговор. До лучших времен — так он говорил себе. Но в глубине души ощущал — такому разговору никогда не состояться. Нет, Ирод не боялся, что отец примет его слова о великом предназначении за пустые юношеские мечты, просто он знал, что уже перерос отца. Не в деяниях и уме, а в желаниях.

Сначала они с Гирканом ехали рысью, потом перешли на шаг. Справа за холмом открылась роща — небольшая, но густая, темная, поросшая по краю стеной колючего кустарника. «Здесь», — сам не зная почему, подумал Ирод и взглянул на Гиркана. Наверное, Гиркан подумал о том же — его руки сжали поводья с такой силой, что длинные ногти глубоко впились в ладони.