Звезда Козодоя

— Мозьно пить, мозьно пить… Не яд, не яд! Пей-пей. Смотли! Я пельвый пить! Я пиво пить, тяй пить, яд — не пить! Это вольсебное следство, дольго-дольго зить будись! Пей! — И китаец опрокинул в рот свой стаканчик.

«Может и, правда, выпить?» — подумал леший. Огляделся по сторонам — и видит: стоят они с китайцем не на городской улице, а в чистом поле, синем, как небо, — и кроме них вокруг ни единой живой души. Только он, да красноглазый китаец. И стоят по разные стороны от тюка. А на траве лежат их черные-пречерные тени.

— Пей-пей! Дольго зить будись! Ну зе, пей! — Китаец все ближе и ближе тянул к лешему свои острые ногти.

Леший совсем растерялся. «Выпью — и убегу», — решил он и залпом проглотил китайское снадобье. Но тут… Тут с ним стало твориться нечто невероятное. Тело его вдруг утратило все углы и изгибы, стало плоским и стремительно уменьшилось в размерах. Не успел он и глазом моргнуть, как превратился в лежащую на траве коробочку.

«Обманул, сукин сын, обвел-таки вокруг пальца! — с тоской подумал леший. — Видел же я, видел, какие у него острые когти! До чего все ловко подстроил, скотина!»

Увы! — возмущайся, не возмущайся, а дело сделано. Превратился леший в малюсенькую коробочку с лекарством…

А китаец аж запрыгал от радости. То одну ногу поднимет, то другую, еще и ладонью по ступне постучит. И этот стук разносился по всей равнине, как барабанный бой.

А затем прямо под носом у лешего появилась огромная рука китайца, подняла горемыку высоко-высоко и бросила в сундучок к остальным коробочкам. Крышка тут же захлопнулась, но солнечный свет все-таки просачивался сквозь щели в сундучке.

— Заточили, заточили меня в темницу, — запричитал леший. — А солнышко все равно светит…

Уж так захотелось ему хоть немного утешить себя. И тут стало еще темнее.

— А, он еще и фуросики на сундук набросил! Чем дальше, тем хуже. Теперь поедем в темноте, — прошептал леший, стараясь не поддаваться страху.

Вдруг откуда-то сбоку послышался голос. Леший едва не подпрыгнул от неожиданности.

— Откуда будете?

Леший поначалу дара речи лишился, но тут его осенило: «Верно, все эти коробочки с «рокусинган» — это бывшие люди, хитрый китаец обманул их, как и меня!» — и рявкнул:

— Меня заколдовали рядом с рыбной лавкой!

Торговец даже зубами от злости заскрежетал, да как гаркнет:

— Слиськом гломко клитись! Ну-ка, потисе говолить!

Поначалу леший не собирался дразнить китайца, но тут вдруг озлился.

— Что? Чего мелешь, ворюга! Как только войдем в город, сразу шум подниму. Все узнают, что ты жулик! Как тебе это понравится?

Торговец молчал. Какое-то время стояла тишина. Леший сразу представил себе картину: китаец плачет, прижав руки к груди. Наверное, ему и раньше кто-то говорил то же самое. Пожалел его леший, и только хотел сказать, что передумал, как раздался скрипучий голос китайца.

— Бедный я, бедный… Совсем не идет толговля. Дазе на лис не хватать. Вляд ли мне повезет и в длугом розьдении…

Леший даже посочувствовал китайцу. В самом деле, продав его тело, китаец сможет выручить аж шестьдесят сэн, пойдет на постоялый двор и наестся селедочных голов с супом из зелени:

— Ну, будет вам причитать, господин китаец. Не плачьте так горько. Не стану я кричать в городе. Успокойтесь.

Тут же последовал облегченный вздох китайца, а затем звук шагов «шлеп-шлеп». Китаец взвалил поклажу на спину, отчего бумажные коробочки с лекарствами стукнулись друг о друга боками.

— Эй, кто тут? Кто тут со мной разговаривал? — спросил леший и тут же услышал ответ.

— Это я с тобой говорил. Продолжим же нашу беседу. Раз ты попался у рыбной лавки, то, наверное, знаешь, почем нынче одна тушка окуня, сколько плавников акулы можно купить на десять таэлей.[19]

— Такого товара в лавке не было. Зато там были осьминоги. Какие красивые у них щупальца!

— Осьминоги, говоришь. Я тоже очень люблю осьминогов.

— Думаю, нет человека, который не любил бы осьминогов. А те, кто не любит их, все сплошь негодяи!

— Верно говоришь. Потому что осьминоги — самые прекрасные создания в целом свете!

— Согласен. А ты откуда будешь?

— Я-то? Из Шанхая.

— Выходит, ты тоже китаец? Вот незадача… Выходит, из китайцев тоже делают лекарство, и китайцы же им и торгуют! Вот негодяи!

— Это не так. Только бродяги, вроде нашего Чина скверные люди, а вообще китайцы — очень достойный народ. Мы же потомки великого Учителя — Конфуция.

— Так ты говоришь, нашего подонка зовут Чин?

— Ну да. Ох, как жарко, хоть бы крышку открыл!

— Да уж. Эй, Чин-сан! Душно нам. Дайте хоть чуть-чуть воздуха глотнуть!

— Подозьдете, — ответил снаружи Чин.

— Если не откроете крышку, мы тут совсем спаримся. Вам же убыток будет.

— Дальсе легсе будет, потельпите, — нервно откликнулся Чин.

— Не можем мы больше терпеть, мы же не для собственного удовольствия здесь преем! Сам прей, если хочешь! Давай, открывай крышку, да поживее!

— Ну, есё двадцать минут.

— Ну ладно. Топай тогда поживее! Что с тобой сделаешь… Ты там один?

— Нет, здесь много людей. И все плачут.

— Жалко их. Чин — дрянь-человек. Теперь нас, поди, уже и не расколдовать обратно?