Звезда Козодоя

Кодзюро почтительно сел, положил кусочек каракатицы на тыльную сторону руки и полизал ее, а затем чинно налил желтого сакэ в маленькую чашечку. Какими бы низкими не были цены, любому понятно, что две иены за две шкуры — это слишком мало. О том, что это не просто мало, а очень мало, знал и Кодзюро. Однако почему-то кроме этого лавочника в городе никто больше не покупал его товар. Почему так получилось, никто не знал. Есть такая игра — «лисица, староста, охотник»,[81] в которой лисица всегда проигрывает охотнику, а охотник проигрывает старосте. А здесь медведь проиграл Кодзюро, а Кодзюро лавочнику. Поскольку лавочник живет в городе, медведь не может его съесть. Но по мере того, как мир будет становиться лучше, такие противные и хитрые люди исчезнут сами собой, все до единого. Когда я пишу о том, как такого прекрасного человека, как Кодзюро, обманул хитрый лавочник, на чью рожу второй раз и посмотреть-то противно, мне и вправду нестерпимо обидно.

Поскольку дела обстояли именно так, Кодзюро убивал медведей, не питая к ним ненависти. Но как-то раз летом произошла одна странная история.

Перебравшись через речку в долине, Кодзюро забрался на скалу и видит вдруг — прямо перед его глазами, выгнув спину, как кошка, лезет на дерево большой медведь. Кодзюро сразу же вскинул ружье. Собака радостно подбежала к дереву и принялась бешено носиться вокруг него. Какое-то время медведь висел на стволе, видимо прикидывая, что делать дальше. Если начать спускаться, а потом кинуться на Кодзюро, то точно получишь пулю в лоб, поэтому медведь вдруг разжал лапы и шлепнулся вниз. Кодзюро прицелился и выстрелил, но когда подошел к медведю, тот встал на дыбы и закричал.

— Что тебе от меня нужно, зачем ты хочешь меня убить?!

— Кроме твоей шкуры и печени мне ничего не нужно. Продам их задешево в городе. Мне и вправду очень жаль, а что делать? Но после того, как я услышал твои слова, лучше уж буду есть каштаны и желуди — и помру, коли мне суждено помереть.

— Обожди всего два года. Мне все равно, умру я или нет, однако у меня осталось одно дело, так что обожди, пожалуйста, два года. А через два года я сам приду к твоему дому и умру. Тогда ты сможешь взять и мою шкуру, и мою печень.

Кодзюро охватило странное чувство, он неподвижно стоял и думал. Медведь тем временем опустился на все четыре лапы и медленно побрел прочь. А Кодзюро так и стоял, задумавшись. Медведь будто знал, что Кодзюро не выстрелит ему в спину, и даже не оглядывался. Когда на широкую буро-рыжую спину упал солнечный луч, проникший сквозь ветви, Кодзюро тяжко вздохнул и отправился домой.

С того дня минуло ровно два года, и вот, как-то утром поднялся такой сильный ветер, что, казалось, сейчас он снесет и деревья, и изгородь. Выйдя из дому, Кодзюро убедился, что изгородь из кипарисовика стоит, как стояла, но под ней лежит буро-красная туша, которую ему уже доводилось видеть.

Два года ведь прошло, Кодзюро начал уж сомневаться в честности медведя, но, увидев его, ахнул от удивления. Подойдя поближе, он увидел, что из пасти зверя хлещет кровь. Кодзюро невольно поклонился.

Как-то раз в январе Кодзюро, выходя из дома, сказал то, чего никогда не говорил прежде.

— Матушка, наверное, я тоже постарел. Сегодня мне неприятно входить в воду. Впервые в жизни.

Старая мать Кодзюро, которая грелась на солнышке и что-то ткала, посмотрела будто бы сквозь него, и на лице ее появилось странное выражение — не поймешь, то ли смеется, то ли плачет. Кодзюро завязал соломенные сандалии, встал и вышел из дома. А внучата, высунувшись из конюшни, закричали: «Раненько выходишь, дедушка!» — и засмеялись. Кодзюро посмотрел на небо, синее и глянцевое, а затем обернулся к внукам и сказал:

— Ну, я пошел. Ждите меня.

Кодзюро стал подниматься к Сирасаве по белому твердому снегу.

Собака, тяжело дыша и свесив красный язык, убегала вперед, останавливалась, снова убегала и снова останавливалась. Вскоре фигура Кодзюро скрылась за холмом и исчезла из вида, а дети, смастерив садок для рыбы из просяной соломы, побежали играть.

Кодзюро меж тем поднимался по берегу реки Сирасава. Вода превратилась в синее-пресинее стекло, сосульки повисли гроздьями, будто четки, а по обоим берегам реки виднелись красные и желтые плоды и цветы бересклета. Четкие синие тени от Кодзюро и его собаки двигались по снегу вместе с тенями берез. Наблюдая за ними, Кодзюро карабкаться все выше и выше.