Звезда курятника

Не скрою, мне было любопытно увидеть человека, которого супруга предпочитает видеть раздражительным и несдержанным на язык. Неужели употребление крепких выражений по адресу родных и близких придает этому мужчине какую-то особую прелесть? А тихий и благонравный он начисто лишен обаяния?

Впрочем, в «Атлант» я отправилась не затем, чтобы познакомиться с Эдуардом Рудольфовичем. Мне просто необходимо было сделать что-нибудь такое, с чем я могла бы со спокойной душой появиться на глаза директрисе «Планиды». Она же обязательно спросит меня при встрече, как продвигается выполнение «заказа Кочерыжкиной»! А в «Планиду» зайти мне нужно было обязательно, потому что я хотела что-нибудь узнать о покойной Аделаиде Титоренко, которая была клиенткой фирмы.

Итак, первый пункт программы — фирма «Атлант»! Здание этой компании на одной из центральных улиц города я нашла без труда, потому что нарисованные по обе стороны входной двери мускулистые мужики в неприлично узких набедренных повязках видны были за версту. Ярко-розовые, как целлулоидные пупсы, атланты держали на плечах большие плетеные корзины, из которых свешивались гирлянды сосисок, торчали колбасы, рыбьи хвосты и французские батоны. «Торговый дом «Атлант»: продукты и деликатесы», — было написано на вывеске.

Я толкнула тяжелую деревянную дверь, вошла в здание и оказалась в длинном узком коридорчике, в котором витал слабый, но отчетливый запах копченостей. В коридор выходило с полдюжины дверей — все, кроме первой, ближайшей к входу, были закрыты, поэтому я не выбирала, куда мне сунуться.

— Доброе утро, — в меру приветливо сказала я мужчине, который телосложением и цветом костюма был очень похож на кузнечика-богомола.

Сухощавый дядечка с узким длинным лицом, прорезанным скорбными вертикальными складками, поднял на меня большие печальные глаза бездомного спаниеля, сморгнул невидимую слезу, встал из-за стола, на котором помещался компьютер. Дядечка работал за ним: сложив пальцы «пистолетами», оттопыренными указательными наносил редкие удары по кнопкам клавиатуры. Неожиданно глубоким голосом он звучно возвестил:

— Привет вам!

Я и в самом деле почувствовала себя несколько «с приветом». Интересно, тут всех так оригинально встречают? На всякий случай, чтобы соответствовать ему по тону и стилю, я тоже выпрямилась во весь рост и красивым меццо-сопрано напевно произнесла:

— Приветствую вас, уважаемый! Могу ли я просить оказать мне содействие?

Вселенская скорбь на лице человека-кузнечика уступила место сдержанной радости.

— Не откажу в помощи ближнему своему, — возвестил дядечка.

Я прищурилась, всматриваясь в беленький прямоугольничек бейджа на кармане его пиджака: «Михаил». Михаил — и все!

— Могу ли я просить вас, уважаемый Михаил, сопроводить меня в отдел кадров или же указать мне туда путь? — спросила я, невольно начиная изъясняться в витиеватом и нарочито прочувствованном стиле, ствойственном моему собеседнику.

— Един наш путь, сестра моя! — воскликнул Михаил, уже откровенно ликуя.

Я лично не видела никакого повода для неуемной радости, но тоже изобразила солнечную улыбку. И уже совершенно автоматически, просто потому, что это слово само собой просилось в качестве точки в столь странном диалоге, я воскликнула:

— Аллилуйя!

— Пойдем же, сестра! — с подъемом вскричал Михаил, тепло пожимая мою руку.

— Имя, сестра, имя! — машинально пробормотала я.

Не желая озвучивать свое настоящее имя, я решила сочинить себе псевдоним. И тут же придумала его, посмотрев на компьютерную клавиатуру:

— Клава! Меня Клавдией зовут.

— Я тебя, Клава, в отдел кадров веду, — по-свойски сообщил мне человек-кузнечик. — Вообще-то набор персонала курирует лично директор, но к нему тебе соваться не стоит. Слышишь крики?

Я прислушалась: в коридоре раздавались приглушенные дверью вопли. Мужской голос на все корки распекал некоего Ефима, называя его гадом, сволочью, мразью и еще парой совершенно нецензурных слов. Незнакомый мне Ефим должен был обладать неземной кротостью, чтобы безропотно сносить такие оскорбления. Я удивленно приподняла брови и затормозилась перед дверью, надеясь услышать что-нибудь, что позволило бы мне понять, кто, собственно, ругается — неужто господин Кочерыжкин?

— У вас один директор? — спросила я у Михаила.

— Генеральный один, Эдуард Рудольфович, — человек-кузнечик энергично кивнул головой, рискуя пробить острым подбородком грудную клетку. — Он неплохой человек, но еще не нашел путь. Однако ты не бойся, с тобой поговорит Виктория.

— Виктория так Виктория, — согласилась я.

Упомянутая дама оказалась хрупкой девушкой с красивыми глазами цвета расплавленного шоколада. Сурово сведенные брови и пламенный взгляд Виктории вызвали у меня желание прикрыться слоем асбеста или какого-нибудь иного негорючего материала, но по причине отсутствия всякого противопожарного снаряжения пришлось просто отступить в сторону. Спрятавшись за узкую спину Михаила, я огляделась в поисках огнетушителя.

— Виктория, это Клавдия. Она ищет работу, — сообщил мой провожатый девушке с горяче-шоколадными глазами.