Убедившись, что концертный номер успешно закончен, мы с Коляном поаплодировали и постучались в дверь чужой спальни.
— Кто там? — нервно воскликнула Ирка.
— Это я, почтальон Печкин! Принес заметку про вашего мальчика! — приблизив губы к замочной скважине, громко прошептала я.
В комнате послышалась какая-то возня, шорохи, скрип матраса. Потом с другой стороны двери, тоже из замочной скважины, донесся голос Ирки:
— Чего нужно?
— Спишите слова! — отодвинув меня в сторону, сказал в дырочку для ключа Колян. — Мы могли бы петь вчетвером! У Кыси второе сопрано, у меня баритон, получится чудесный квартет.
За стеной демонически захохотал Моржик.
— Я сказал что-то смешное? — Колян с недоумением посмотрел на меня.
Я пожала плечами.
— Идите спать, — скороговоркой попросила Ирка. — Мы сегодня больше не будем петь.
— Ну почему же? — игриво спросил Моржик. — Я могу еще немного поконцертировать!
Ирка смущенно захихикала.
— Пойдем-ка мы отсюда, — сказала я мужу, сообразив, что мы мешаем каким-то интимным процессам.
— Идите-идите, после поговорим, — торопливо шепнула Ирка.
За руку я уволокла упирающегося Коляна в нашу комнату и, чтобы отбить у него вновь возникшее желание поконцертировать, демонстративно извлекла из сумки листки с сантехническими чертежами и улеглась их изучать. Колян благоразумно закрыл глаза, отвернулся и уже через десять минут начал похрапывать.
Я выключила бра над изголовьем кровати, тихонько выскользнула из постели и побежала в холл, на встречу с Иркой. Они с Моржиком, видно, основательно спелись, потому что мне пришлось подождать минут двадцать. За это время я вдумчиво изучила сантехническую документацию — сначала читала от нечего делать, а потом с неподдельным интересом. К тому моменту, когда в холл на цыпочках вышла разрумянившаяся Ирка, я пропеллером крутила на пальце новенький ключик и уже готова была бежать сквозь тьму к дому Титоренко-Желтикова в одиночку.
— Сколько можно тебя ждать?! — накинулась я на подругу, которая на ходу застегивала халат, промахиваясь дрожащими пальцами мимо пуговок. — Что это вам вздумалось среди ночи упражняться в хоровом пении?
Ирка густо покраснела:
— Пошли, я тебе по дороге расскажу.
Мы выскользнули из дома, стараясь не шуметь и искренне радуясь тому, что на этот раз не нужно тащить с собой лестницу. Томку мы тоже с собой не взяли, хотя он очень просился.
— Так что там с пением? — напомнила я подруге уже за воротами.
Быстрым шагом, как киношные американские вояки на марше, мы плечом к плечу, в ногу топали по грунтовой дороге. Убывающая луна слабо освещала наш кремнистый путь, но даже при таком освещении я увидела, что обращенная ко мне Иркина щека побагровела, как свекла.
— Я расскажу, но ты пообещай, что не будешь смеяться, — попросила подруга.
Я на бегу приложила руку к сердцу, заодно проверив, ровно ли оно бьется:
— Обещаю и торжественно клянусь!
— Ладно, слушай.
Ирка смущенно покашляла и поведала мне, что с ее любимым мужем некоторое время назад приключилась неприятность. Ну, повредил он себе что-то по мужской части.
— Напоролся на гвоздь? — не выдержав, съязвила я. — Или его акула в бассейне укусила?
— Будешь издеваться — ничего не скажу! — рассердилась Ирка, останавливаясь.
— Не стой, как копна, — попросила я ее. — Мало ли, кто посмотрит в окошко на дорогу! Задумается, что это за пара призраков выясняет тут отношения.
— Сама ты призрак, — обругала меня подруга. — Во мне сто кило живого веса, какое из меня привидение!
— Нелетучее, наземное, — отмахнулась я. — Не отвлекайся, давай рассказывай про пение! Говори, при чем тут Моржикова мужская травма?
— А при том, что я теперь все время опасаюсь, что он в пылу любовной битвы снова получит боевое ранение! — напыщенно ответила Ирка.
В общем, подружка строго-настрого запретила мужу охать и стенать, чтобы не перепутать сладкие стоны с болезненными. Моржик в угаре страсти об этом, ясное дело, напрочь позабыл и вспомнил только тогда, когда издал громкое финальное: «О-о-о-о!» Он тут же трансформировал его в многозначительное восклицание: «О-о бо-оже!», но Ирку и это не успокоило, и тогда изобретательный Моржик завел монархический гимн.
За интересным разговором мы сами не заметили, как пришли к дому на Школьной, восемь. Обогнули особняк, подобрались к черному ходу. На выкрашенной в темно-серый цвет двери белела узкая бумажная полоска с печатью.
— Ага? — вопросительно выдохнула Ирка, пальцем указав мне на нее.
Надо полагать, произнесенное самым многозначительным тоном междометие означало что-то вроде: смотри, дверь опечатана! К чему бы это?
— Угу, — ответила я в том же лаконичном стиле: мол, вижу, что опечатана, понимаю, что смертью хозяев заинтересовалась милиция, но не собираюсь отступать.
— Эх, — согласно вздохнула Ирка, давая понять, что понимает мое любопытство, и даже помогла подковырнуть бумажечку ногтем.
— Вместе пойдем или ты останешься караулить? — спросила я подругу, осторожно вставляя в замочную скважину новый ключ.