Звезда Мендеса

Ариман подпёр одну из стен Пандемониума, на его глазах навернулись слёзы, он слышал всё, что только что сказал Люцифер. Слова Владыки, которому он так был верен, ранили его, словно нож, глубоко в сердце. Люцифер тоже поднялся со ступеней, уводя за собой церберов. Теперь у дверей Пандемониума не осталось ни души, а слёзы всё катились по щекам Аримана, его реальность была разрушена, он потерял веру, ему было невыносимо обидно и больно. Он сжал себя руками, чтобы остановить эту боль, исходившую из ниоткуда, но легче не становилось, слёзы не останавливались, он столько лет верил, как оказалось, в ложь, которая стала смыслом жизни, главной его целью, а сейчас ему не во что было верить, его разрушили, уничтожив значимость слов Люцифера. Мальчик, специально созданный жестоким и злым, теперь на глазах ломался. Игрушки часто ломаются, когда хозяева с ними наиграются и бросают их, они поначалу просто лежат в стороне, к ним никто не прикасается, все проходят мимо, а затем, когда хозяева понимают, что их игрушку уже не починить, её выбрасывают, вот так просто.

Вдруг Сати вновь вышла из дверей главного входа Пандемониума и услышала всхлипы, она тут же посмотрела вправо, влево и увидела Аримана, прислонившегося к стене, он плакал. Она подошла к нему близко-близко.

- Ариман, не плачь, не плачь!- умоляла она его, дотрагиваясь до покрытой слезами щеки, но горькие слёзы скользили по лицу, а отчаянье всё сильнее было заметно в его тёмных глазах, они были испуганными и потерянными.

- Я слышал ваш разговор, ОН сказал, что всё рассчитал, он специально сделал меня таким!- сквозь слёзы со злостью в голосе проговорил Ариман.

- Ариман, но ты не стал таким, как он, ты гораздо лучше, ты никогда бы не смог стать ИМ!

- Нет, Сати, я сгнил изнутри, во мне нет ничего ценного, лишь остатки, которые ему не удалось умертвить во мне!- продолжал парень, не успокаиваясь,- Внутри меня дьявольский огонь, его ничем не потушить!

- Всё будет хорошо, Ариман,- сказала Сатаниэна, обнимая его за плечи, успокаивая. От её прикосновений его напряжение начало спадать, и вскоре он разжал руки и безвольно опустил их, словно плети, в глазах до сих пор была боль, но слёзы прекратились, а дыхание мало-помалу восстанавливалось. Сати воспользовалась моментом и схватила его за руку, покрутив в руках кулон. Адские просторы вмиг исчезли, а вместо них предстала их квартира. Ариман негодующе посмотрел на Сати, а она только отвела его в спальню и проговорила заботливо, как сестра:

- Сегодня был тяжёлый день, тебе необходимо поспать, братик. Знай, что я всегда буду с тобой, Ариман, я не отвернусь от тебя, буду помогать тебе бороться с самим собой, и не думай, что не сумеешь- я верю в тебя, и ты верь, вера- удивительная вещь, она заставляет людей совершать невозможное.

Ариман остановился у двери своей спальни и удивлённо посмотрел на Сати, будто хотел что-то сказать, но потом покрутил головой, будто убеждал себя в чём-то, и захлопнул за собой дверь. А Сати прошептала про себя: « Мы будем бороться, вместе».

Глава одиннадцатая.

Дорога судьбы.

Разорвите цепи, сковывающие ваши мысли, и вы разорвёте оковы, сдерживающие ваше тело…

Ричард Бах. Чайка по имени Джонатан Ливингстон.

«Всё так сложно и неопределенно, впервые столкнувшись с неизвестным, я не знаю, как выпутаться, ведь я не могу поддаться, я дала слово!"- думала про себя Сати, на душе было тяжело, её тревожило столько вопросов и так же много ужасающих ответов.

За окнами шумел ветер, небо по-прежнему оставалось свинцовым, облака исчезли, солнце скрылось за горизонтом. Лишь тонкие лучики света проникали в комнату через огромные окна, которые, к тому же были открыты настежь, так что по дому свободно гулял сквозняк, то закручивая шторы в узлы, то вздымая их к потолку, то отпуская и наоборот втягивая их в открытые окна.

Настроение Сати было таким же мрачным и полностью соответствовало погоде. Ей просто необходимо было пройтись, чтобы прохладный ветер развеял грустные мысли, как сейчас он кружит листья по влажной земле, разбрасывая этих угрюмых странников по всему миру. Она наблюдала, как ветер задорно играет с листьями, словно ребёнок, кружит их в вальсе, подбрасывая вверх, к небу, направляя прямо, словно самолётики.