Звезда моей души

В приюте я редко задумывалась о смерти, но если и представляла свои похороны, то мне хотелось бы, чтобы мое тело сожгли. Конечно, свою роль в этом сыграли и многочисленные байки о всевозможной нежити, рассказываемые под покровом ночи нашими хулиганистыми мальчишками, но все равно я пребывала в уверенности, что покойников нужно зарывать в землю, а не оставлять вот так — неприкаянными. А тем более тех, кому выпала столь страшная участь — быть погребенными во сне, заживо.

Я пожалела, всем сердцем пожалела этих могучих демиургов, лишенных своей силы, жизни и возможности наслаждаться безыскусными радостями бытия. Я скорбела об их чудовищно несправедливой доле и сожалела, что не знаю ни одной погребальной песни. Теперь я чувствовала — ее исполнение принесло бы Неназываемым избавление от тоски противоестественного небытия, безусловно оказавшегося намного хуже самой лютой смерти.

Перед тем как уйти прочь, я оглянулась и мысленно пообещала себе (а вернее, тем, кто оставался здесь), что однажды вернусь и все-таки спою им красивую погребальную песню… Конечно, лишь тогда, когда отыщу подходящую и наберусь смелости, чтобы снова посетить ужасную Серую долину. Туман взметнулся за моей спиной, завиваясь в прощальном вихре и словно подтверждая: «Я принимаю твою клятву!»

Но, возможно, меня просто подвело излишне богатое воображение.

Расширившаяся, но все равно еле различимая в стелющемся тумане тропинка огибала кладбище по широкой дуге, то теряясь за уступами, то вновь изворотливо выныривая из-за холмов. Лица моих спутников выглядели посеревшими и усталыми. Я ощутила острый приступ вины — ведь это из-за меня им сейчас грозила опасность, из-за меня они впали в колдовской сон, высосавший из них чуть ли не все соки, а теперь они едва держались на ногах…

Словно желая усугубить мое и без того жгучее самоедство, бредущая впереди Ребекка вдруг душераздирающе всхлипнула, пошатнулась и чуть не упала, вовремя подхваченная Беониром.

— Ты давно не ела, да? — с состраданием спросил юноша, нежно обнимая ослабевшую девушку.

Ребекка вздрогнула и уже открыла рот для резкой отповеди, но передумала и отвернулась, ограничившись коротким кивком.

— Если бы я был человеком… — Слова явно давались ему с трудом. — Я бы… Я мог бы тебе помочь.

— Ребекка?

Видя, что воительница не собирается отвечать, я резко повернулась к ниуэ:

— О чем таком вы говорите? Беонир? — В моем голосе прорезались умоляющие нотки.

— Некоторые продукты ненадолго отбивают у лайил жажду крови, например томатный сок и капустные кочерыжки. Но долго на них не продержишься. — Юноша удрученно вздохнул. — К сожалению, я не могу дать ей свою кровь — мы антагонисты, а потому она сослужит ей плохую службу.

Я мелко затряслась всем телом. Нет, вовсе не от страха, а потому, что до сего мгновения мне даже в голову не приходил вполне очевидный факт: рано или поздно Ребекка может начать воспринимать меня как источник пищи. Я дрожала от горя и осознания того, что ничем не могу помочь своей охраннице. Лайил и ниуэ никогда не станут обычными людьми, ведь их состояние — это не болезнь, а совокупность специфических потребностей и способностей, присущих виду. И ничего тут не поделаешь, ибо в этом заключается одна из жесточайших аксиом нашего мира.

Похоже, Беонир почувствовал, что мы замкнулись каждая в собственных невеселых мыслях. Он крепче обнял девушку за талию и, не говоря ни слова, продолжил путь. А мне не оставалось ничего другого, как последовать за ним.

Мы продвигались вперед убийственно медленно.

— Ты знаешь, куда нужно идти? — изнеможенно прошептала Ребекка, кулем повисая на плече юноши. — Боюсь, скоро я окончательно расклеюсь.

— Знаю, — демонстративно бодрым тоном успокоил юноша. — Я вспомнил, что когда-то видел одну очень старую карту, воспроизводящую эти места. Нам сюда. — Он свернул за треугольный обломок скалы, полностью перегораживающий тропинку, и мы очутились перед пологим земляным склоном, поросшим жидкой травой и развесистыми ракитовыми кустами. — Здесь начинается ход, соединяющийся с заброшенным эльфийским Лазаретом и Библиотекой! — Наш проводник не скрывал овладевшего им ликования. — Мы почти пришли!

— Хорошо! — вяло улыбнулась белая, словно погребальный саван, воительница. — Ты молодец!

Беонир горделиво приосанился.

— Не вижу никакого хода! — скептично заявила я. — А ты, случаем, не ошибся?

Ниуэ сердито фыркнул, оскорбленный моим недоверием, и, картинно протянув руку, отвел вбок сильно спутанные ветки кустарника, являя нашему взору небольшую, окованную стальными полосами дверь.

Я восхищенно ахнула.

Невзирая на покрывающую сталь ржавчину, дверь выглядела прочной, а продетый в массивные дужки замок внушал невольное уважение — таким крепким он казался. Я безрадостно ощупала громоздкую конструкцию и удрученно присвистнула:

— Такой не сломать!