Звезда моей судьбы

— Мы всегда платим за свои достижения, — безрадостно усмехнулся Лаллэдрин, развязывая принесенный мешок. — Так или иначе. Ту или иную цену. Все ушедшие и похороненные здесь маги заплатили свою цену и умерли, истощенные долгой дорогой из Блентайра…

— А Эврелика, Арцисс, Адсхорн? — удивленно спросила я, наблюдая за его малопонятными манипуляциями.

— А разве они стали исключением? — протестующе приподнял брови маг. — Даже твои родители были вынуждены заплатить за свой выбор. И чем ценнее приз, за который мы бьемся, тем дороже он стоит.

— Вы все верите в закон расплаты? — предположила я, поудобнее перехватывая увесистую связку свечей, переданную мне чародеем.

— А как появляется вера? — спросил Лаллэдрин так серьезно, словно экзаменовал меня.

Но поскольку я молчала, он наставительно улыбнулся и продолжил:

— Вера и расплата связаны. Верят те, кто умеет сомневаться и чьи сомнения неразрешимы. Не умеющие разрешать свои сомнения начинают верить. Звери не умеют сомневаться, поэтому и верить им незачем. А мы частенько возводим свои сомнения в абсолют, веру превращаем в фанатизм и поэтому утрачиваем непосредственность. Мы слепы, примитивны и консервативны. Мы разучились мечтать и летать. За это и платим.

— Ерунда все это! — скептически рассмеялась я, не соглашаясь с его доводами. — Ересь какая-то. Мы возводим в абсолют не свои страхи и сомнения, а свою любовь. Любовь с большой буквы, всеобъемлющую и неизъяснимую. Но наша любовь предельна, а любовь творцов не имеет границ и вмещает в себя всю любовь мира. И сама их сущность — это любовь. А за любовь нельзя заплатить, ибо она всегда бескорыстна.

— И творцы велели нам возлюбить любовь? — не поверил Лаллэдрин, прекращая свою возню, настолько его поразили мои слова. — Не платить, а просто любить?

— Да! — убежденно кивнула я. — Возлюбить ближнего и дальнего своего, возлюбить даже врагов, ибо только на этом пути мы обретем истину и поймем самих себя. Так написано на камне.

— Ерунда! — возмутился маг, невольно повторив мое недавнее восклицание. — Там ничего не сказано о любви к врагам!

«…А когда ее крылья обнимут вас, не сопротивляйтесь ей, хотя меч, спрятанный в крыльях, может поразить вас…» — дословно процитировала я. — Любовь несет нам не только радость, но и боль, любовь и есть плата за все! А вы погрязли в жажде мести, а значит, подменили любовь самолюбием. Но я покажу вам путь к спасению!

— Какой? — Глаза Лаллэдрина, обращенные ко мне, сияли светом надежды.

— Я научу эльфов любить людей, а людей — любить эльфов! — пообещала я. — Научу ниуэ любить лайил, а лайил — ниуэ. И тогда мы обретем спокойствие, а наш мир возродится в новом облике, где уже не останется места вражде, мести, обидам и насилию. Этим новым миром будет править любовь! Лишь научившись любить, вы сможете вернуться в Блентайр.

— Люди полюбят эльфов? Окстись, девочка. Да скорее Сол соединится с Уной, чем в Лаганахаре произойдет нечто подобное, — печально вздохнул чародей. — Для этого ты должна сотворить чудо!

— Значит, сотворю! — лукаво подмигнула я.

— Благие цели ты ставишь перед собой, Наследница, — с оттенком благоговения признал чародей. — Полагаю, вскоре ты сможешь стать величайшим магом нашего мира.

— Так помогите же мне, учитель! — просительно улыбнулась я, вкладывая свои руки в его дрожащие от волнения ладони.

— Да будет так! — патетично провозгласил он, начиная ритуал моего посвящения в чародеи. — Откройся миру, Наследница. Пусть то, что должно прийти, придет в твою жизнь, а то, что должно исчезнуть из нее, исчезнет. Да будет так!

Лаллэдрин повелительно взмахнул рукой, и в воздухе над травой возникло святящееся изображение шестиконечной звезды, своим сиянием слегка разогнавшее изрядно сгустившуюся ночную тьму. Чародей зажег шесть свечей и установил их на лучах звезды, каким-то неведомым способом укрепив прямо в пустоте.

— Тебе понадобится нож, — сообщил он. — Свой, особенный! — И понимающе улыбнулся, когда я вынула из ножен стилет, вобравший в себя Душу Пустоши.

— Вот вода из нашей реки. — Он вручил мне фляжку. — Умойся, и пусть все плохое, что произошло с тобой в прошлом, не повторится в твоей последующей жизни.

Я выполнила его указание, позволив свободно стечь на землю той воде, которая омыла мое лицо. Скорее всего мне это только померещилось, но вода имела какой-то подозрительно темный цвет, возможно вобрав в себя мои давнишние беды и печали. Во всяком случае, на душе сразу стало легче и настроение улучшилось.

— Вот хлеб из наших печей. — Маг передал мне ломоть белого хлеба. — Вкуси его, разделив сообразно своим жизненным принципам.

Я приняла предложенный кусок и разломила на три равных доли: первую положила в траву, отдав духам здешних мест, второй угостила Лаллэдрина, а третью съела сама.

— Делюсь всем тем, что имею, со своим миром и друзьями, — пояснила я.

— Прекрасный поступок! — похвалил учитель. — Ведь воздается лишь дающему, везет щедрому, а прощается милосердному.

— Теперь я готова стать чародейкой? — с замиранием сердца спросила я, заметив, что принесенный магом мешок уже опустел.