Звезда мореплавателя<br />(Магеллан)

Магеллан не упускал случая показать туземцам мощь армады. Подходя к селениям, мы обычно давали залп из бомбард. Командор порой велел какому-нибудь матросу облачиться в панцирь и предлагал туземным воинам сколько угодно пускать в него стрелы, разить копьями и мечами. Воины со страхом говорили, что в такой одежде один человек может справиться с сотней. Командор отвечал, что так оно и есть, и многозначительно добавлял, что на каждом его корабле по двести панцирных солдат.

Город Себу проступил сквозь теплый туман на рассвете. Дворцы из бамбука, с загнутыми краями крыш и разноцветными окнами стояли на сваях и на берегу. Они отражались в воде, мы словно бы видели второй город, перевернутый вниз головой. Армада дала двойной залп и подняла флаги, приветствуя раджу Хумабона, правителя Себу. Он был чарующе красив, этот город, и его гавань, заполненная парусами. Но будь проклят тот день и час, когда мы вошли в нее.

Поначалу раджа встретил нас холодно. Однако арабские купцы спешно объяснили ему, кто такие европейцы, рассказали об участи Малакки и посоветовали не раздражать армаду. Когда же посол командора с переводчиком Энрике посетили дворец властителя Себу и пояснили, что мы не португальцы, взявшие Малакку, а подданные куда более сильного государства — Испании, и что Магеллан ничего не требует от раджи, кроме торговли и помощи в ремонте со щедрой оплатой за нее, — раджа пожелал говорить с командором. Хумабон сообразил, что столь грозного для них всех гостя не худо бы заиметь в союзники, — и объятия Себу раскрылись для нас.

Раджа и его приближенные то приезжали на суда, то звали командора во дворец. Наше вооружение вызвало у них уважение, исполненное страха. По целым дням, бывало, продолжались их беседы. Командор рассказывал об Испании, поведал о нашем великом пути, о том, как мы нашли пролив, пересекли океан и как в скором времени собираемся вернуться домой, обогнув землю. Хумабон восхищался стойкостью экипажа и прозорливостью капитана-командира.

Иногда командор устраивал турниры на берегу, и тысячи жителей Себу сбегались посмотреть их, Раджа проникся таким уважением к командору, почтением и страхом перед могуществом европейцев, что сам пожелал обратиться в христианство и стать подданным короля Испании, соглашаясь платить дань.

Магеллан обнял раджу.

— Властитель Себу! — переводил его речь Энрике. — Ты умный человек и будешь награжден за это. Мы вознесем тебя высоко, раджа, поставим над иными властителями и сообща укрепим и усилим эту страну. Твои враги будут наши враги, наши — твои. Однако подумай хорошенько, Хумабон. Я не выманивал твоего предложения обманом, не вынуждал к нему силой. Помни: раз данное слово нарушено быть не может. Посоветуйся с вельможами, с вассалами, что скажут они. И ответь завтра.

Завтра, 14 апреля 1521 года, на центральной площади Себу состоялись торжества. Сорок мореходов несли королевское знамя. Раджа встал с кресла, крытого красным и фиолетовым бархатом, обнял Магеллана, усадил рядом с собой в такое же кресло. Офицеры сели на взбитые подушки, остальные на циновки.

— Я и мой народ желаем стать христианами и вассалами короля Испании, — заявил раджа.

Он сказал затем, что просит оставить в городе двух священников для наставления народа в новой вере.

— Оставлю, — обещал Магеллан. — Хумабону подарю также полный испанский панцирь. Но и он пусть пошлет с нами двоих детей своих ближайших вассалов, дабы они увидели Европу и обучились языку.

Посреди площади воздвигали высокий крест. Командор кратко повторил основные истины веры и перечислил необходимые обряды. Потом лично повел властителя Себу к крещению. Раджу окрестили доном Карлом в честь императора; его сына-наследника — доном Фернандо — по имени брата императора; командующего армией — тоже доном Фернандо по имени нашего капитана-командира. Более пятисот человек — весь двор Хумабона — получили крещение. Непрерывно гремели пушечные салюты армады; вздрагивая от их грохота, островитяне припадали к кресту.

По правде говоря, не нравился мне этот раджа: низенький, толстый, с кривыми зубами, хитрым лицом и узкими глазами, выражения которых было не разобрать. Но я понимал, какую важную бескровную победу одержал Магеллан.

— Я не выжил из ума, Антонио, — говорил вечером Магеллан. — И вполне отдаю себе отчет в происходящем. Хумабон совершил со мной сделку, ожидая от нее выгод, а отнюдь не воспылал любовью к Христу и Магеллану… Что ж, Викорати, пусть так. Мы закрепим и углубим начатое…

— Матросы только и говорят о близких Молукках, — заметил я, — о том, что они будут единственными в мире людьми, совершившими кругосветное плавание.

— Оно уже совершено, Викорати. Неподалеку отсюда остров Высоких Гор… — сказал командор и замолк, Я не смел пытать его.