Анна спокойно выслушала замечания матери, но при упоминании о веере — самом бессмысленном, по ее мнению, женском аксессуаре, она вспыхнула. «Он нужен, как собаке пятая нога» — думала она, и, ища поддержки, взглянула на отца.
Уильям посмотрел на Анну, как будто читая ее мысли. С глупой улыбкой он повернулся к жене:
— Дорогая, может, это не такая уж плохая мысль. Эти знания не повредят. Иногда она сможет помогать мужу в управлении имением. Но, безусловно, она будет учиться и всему тому, о чем ты говорила.
Анна просияла. Она была благодарна отцу, и хорошо знала, что надо попридержать язык.
— Я не допущу, чтобы она уехала из Белфилда, Уильям. Ей нужно больше присмотра, а не меньше.
— Да. Но ей также необходимо светское окружение для того, чтобы она смогла перенять хорошие манеры. Я слышал, что Элиас Болл хочет нанять некого Бенджамина Денниса из Эдинбурга, чтобы открыть в Гуз-Крикс школу. Это будет удобнее для девочки. Ты или Фулборн сможете присматривать за ней вечером.
От этой новости сердце Анны забилось сильнее. Девочка знала, что мать не испытывает особого желания учить ее, но она также не хотела и отпускать ее с плантации. Здесь, возможно, открывалась лазейка к свободе. Но как к этому отнесется мать? Клара, как всегда, стояла за ее спиной, подавая ей еду и пристально глядя на Анну, как будто именно девочка и никто другой была источником беспокойства ее госпожи. Анна, злорадно улыбаясь, уставилась на Клару, не заботясь о том, что кто-нибудь заметит. Она знала, что победила.
— Но о каком «светском окружении» идет речь в такой школе? Чернокожие дети и бедняки? И чему может научить молодую леди Бенджамин Деннис? — не сдавалась мать.
Анна больше не могла молчать. Игнорируя предупреждающий взгляд отца, она «надела» милейшую улыбку и обратилась к Мэри.
— Но, мама, я уже знаю движения самого модного менуэта, могу говорить по-французски, сносно играть на клавикордах и вышивать на гобелене турецкий узор, если придумаю какой. Но неизвестно, как сложится моя жизнь здесь, в Новом Свете, мама. Более или менее стоящий мужчина не захочет иметь жену-недоумка. Если я смогу быть другом и помощником своему мужу, то знание бухгалтерии будет достоинством, а не преградой замужеству. Мой муж не будет знать нужды. — Свой самый веский довод она приберегла напоследок, — к тому же, мама, мне надоел Белфилд. А ты знаешь, если мне что-то надоедает, я совершаю поступки, которые, по твоему мнению, меньше всего мне подходят. Разреши мне поступить в эту школу, и я обещаю, что не опозорю тебя. Я надену корсет, буду скакать в дамском седле и делать прически.
Мэри размышляла. Все-таки она решила не сдаваться.
— Ты будешь вести себя как порядочная юная хозяйка Белфилда? Будешь ли готовить себя к роли жены достопочтенного мужа?
Анна ненавидела сами слова вынужденной клятвы, но, опьяненная предвкушением победы, она ответила:
— Да, мама. Я сделаю все возможное, — пообещала, чтобы завтра забыть об этом.
Мать улыбнулась и взглянула на Уильяма. Ее ладонь опять легла на его руку. Мэри чувствовала, что одержала одну из своих редких побед над Анной в этот вечер.
В школе Гуз-Крика училось двадцать семь белых учеников, два индейца и один чернокожий. Бенджамин Деннис, доставленный из Англии должным образом, получивший образование в Шотландии, снял одну большую комнату в летнем домике — самом прохладном месте на плантации в жаркие дни — в имении Элиаса Болла в Кенсингтоне вверх по реке Купер. Вначале Анна очень радовалась возможности общения с другими детьми и просто присутствию в классной комнате. В школу она наряжалась тщательнее, чем на бал. Девочка надевала тугой кружевной корсет, алое платье, нижние юбки, передник и шляпу. Она ехала в Кенсингтон на своей лучшей лошади Фоксфайер в сопровождении Чарли, одетого в чистый кожаный жилет. Втайне она носила на талии для защиты и просто для забавы собственный пистолет, оправленный серебром.
Первую неделю учитель внушал ей благоговение. Но очень скоро она нашла в нем недостатки и стала показывать свое презрение. Девочка забрасывала его вопросами на французском языке, на которые тот не мог ответить. Ее мечта об изучении арифметики была разрушена, как только она обнаружила, что учитель слабо знает умножение и совсем не знает деления. Анна поняла, что до сего времени она не знала, что такое настоящая скука, пока как-то ее не заставили двенадцать раз читать псалмы, в то время, как один из младших учеников, заикаясь отвечал на простой вопрос.