Звезда негодяя (СИ)

Коннор протянул руку и ласково, почти любовно скользнул пальцами по обрезанному уху – Тавиэль дернулся в сторону, и в его глазах наконец-то появились нужные чувства: страх, брезгливость и понимание, что его собственная судьба теперь непредсказуема. Шеф Брауни и Шон встали в сторонке, глядя на работу профессионала и с трудом подавляя желание вынуть блокноты и конспектировать.

– Вы были фейери, одним из владык земли, – вкрадчиво промолвил Коннор. – А стали эльфом. Эль-фаи-ни, так, кажется, это правильно звучит. Преступный изгнанник, которому закрыта дорога домой. Это Галхаад обрезал вам уши?

Тавиэль молчал, лишь вздрогнул, услышав имя убитого фейери, и Коннор подумал, что он на правильном пути. Он с той же мягкостью прошелся пальцами по щеке эльфа и едва слышно прошептал:

– Что еще он с тобой сделал? Рассказывай, не стесняйся. Дальше нас это не уйдет.

Стоило бросить взгляд на стражей порядка, как становилось ясно: если будет надобность, они молчать не будут. Но Тавиэль не смотрел – он не сводил взгляда с Коннора, и в его взгляде теперь плескалась паника. «Ловко же тебя там отделали», – подумал Коннор, и Тавиэль выдохнул, не глядя в сторону полицейских:

– Шеф Брауни, прошу вас. Пусть уберет руки.

Шеф Брауни и бровью не повел. Коннор усмехнулся.

– И вы до сих пор доказываете свою мужественность, – сказал он. – Себе в первую очередь. Стать военным и отправиться куда-нибудь в Пески к дикарям вы не можете, вас просто не возьмут. Остается только нежный пол. Вас ведь пытали, я узнаю это выражение. Галхаад и пытал. И вы не могли не расквитаться с ним, и проломили ему голову, когда он оказался на земле.

Тавиэль вздрогнул всем телом, отшатнулся и глухо забормотал что-то на своем языке – Коннор смог разобрать лишь «ублюдок» и брань. Он слегка встряхнул эльфа за плечо:

– Тихо, тихо! Я согласен, что он ублюдок, но по-нашему, пожалуйста.

Тавиэль усмехнулся. Устало откинулся на спинку стула.

– Галхаад мертв? – спросил он, и Коннор ответил вопросом на вопрос:

– А разве вы не знаете?

– Вы правы, он меня пытал, – кивнул Тавиэль. – Галхаад был у нас мастером над болью, понимаете, что это значит?

– Кто-то вроде палача? – негромко предположил шеф Брауни. Тавиэль снова качнул головой.

– Да. Он резал мне уши и снял две полосы кожи со спины. Родителям девушки на пояса.

Что ж, это было вполне в традициях фейери. Коннор представил, как они носят пояса из кожи сородича, украшенные золотыми вставками, и невольно подумал: а моральным уродом называют меня. Впрочем, у хозяев земли другая мораль.

– А еще он надругался над вами, – сказал Коннор, надеясь, что понимание в его голосе звучит вполне искренне, и Тавиэль посмотрел так, словно это Коннор начал резать ему уши.

– Нет, – ответил он. – Этого не было.

Шеф Брауни и Шон смотрели с одинаковым выражением: сочувствовали и жалели. Тавиэль отвернулся к окну.

– Галхаад мертв, и вы знаете его имя, – сказал он. – Даже боюсь спрашивать, что случилось.

– Его убили, – Коннор откинулся на спинку неудобного жесткого стула и подумал, что устал. Допрос всегда выматывает, особенно такой, при котором надо заглядывать в душу. У Тавиэля там было темно и холодно. – Тело подбросили ко мне в сад. Служанка сказала, что Галхаад много лет следил за миледи Эммой. В каком-то смысле заботился о ней.

Тавиэль вопросительно вскинул брови.

– Заботился? Галхаад ни о ком и никогда не заботился. Он хорошо умел убивать и пытать, но забота – это уже не по его части.

Коннор прекрасно его понимал. Никто не хочет видеть нормальные, правильные качества в своем мучителе.

– Расскажите нам о нем, Тавиэль, – предложил он. – Все, что знаете. Я хочу понять, почему фейери не пришли за ним.

Галхаада принесли в отделение полиции, и им сразу же занялись две старухи из поселка, которые всегда готовили мертвецов к погребению. Эмма знала, что им все равно, кого омывать и одевать, человека или фейери. Повинуясь странному далекому чувству, она вынула кошелек и вручила каждой по золотой кроне.

– Сделайте все… – Эмма замялась, не умея подобрать слова. – Как полагается.

Одна из старух, такая худая, что казалась плоской, с поклоном приняла деньги и ответила:

– Не волнуйтесь, миледи. Все сделаем.

Спустя два часа убитый фейери, омытый и одетый в белый саван до пят, в который традиционно обряжали мертвецов, уже лежал в торопливо сколоченном гробу. Эмма подошла; Галхаад казался манекеном. Огромной куклой, которая никогда не имела отношения к живому существу. Глядя в его серое строгое лицо, Эмма пыталась вспомнить, как Галхаад вчера ехал по улице Дартмуна, и не могла.

– Почему ты приходил? – спросила она. – Что ты хотел от меня?

Мертвец не ответил. Эмме было тоскливо. Она поняла, что у нее забрали что-то важное – то, чего она не осознавала до конца.

Скрипнула дверь – в комнатку зашли шеф Брауни и Коннор. В коридоре Эмма заметила Тавиэля – тот быстрым шагом шел в сторону дверей и выглядел так, словно с ним случилось нечто очень болезненное, и ему хочется поскорее оказаться как можно дальше отсюда.

– Готово? – спросил шеф Брауни. Эмма кивнула. Коннор подошел, дотронулся до ее локтя.