– Макс всегда говорил о тебе с большой симпатией, – сказала Сильвия. – Иначе я не стала бы просить.
– Сильвия, мне не очень нравится эта идея, – повторил я.
Последовала пауза – я слышал только помехи на линии. Потом Сильвия резко сменила тему.
– Вам нравится в вашей новой квартире на первом этаже? – спросила она. – А сыну? Как я слышала, он все-таки перейдет в следующий класс?
Она назвала школу, в которой учится Давид, и улицу, на которой эта школа расположена; я не сразу понял, что Сильвия вовсе не меняла тему разговора.
– Я подумаю, – пообещал я.
Этим я и занимался все дни, оставшиеся до похорон, и лишь когда Давид напомнил мне о показе «Миллионера недели», я решил, что первая мысль была самой удачной.
Сейчас мы приедем на кладбище; не знаю, будут ли снимать выступления в траурном зале, но уж парковку-то снимут точно. Я могу помахать операторам. Выходящий из черного «джипа-чероки» мужчина с сыном лет пятнадцати: милая картинка, вполне подходящая для новостей на канале АТ5. А потом – само выступление, которое могут не показать по телевизору, но, наверное, процитируют в завтрашних газетах. «Бывший одноклассник освежает в памяти воспоминания об опасном домашнем животном Макса Г.» – и это в сочетании с вечерним показом «Миллионера недели», в котором снова зайдет речь о школе, где учились два бывших одноклассника; кот, название школы, фамилия ликвидированного бывшего учителя…
В памяти всплыла собака госпожи Де Билде, Плут: сегодня рано утром, когда мы с Давидом сидели в саду, он вышел из дома, пошатываясь, и улегся на плитках террасы. Только теперь, задним числом, я понимаю, что очень часто видел его там. Сначала я думал, что это самое прохладное место в саду, но потом оказалось, что он лежит там и в холодные ветреные дни.
– Выиграл или проиграл? – спрашивает сын и кладет руку мне на колено.
– Выиграл, – говорю я.