Звезда Парижа

— Я знаю свет, дорогая, лучше, чем вы. Это опасно.

Адель рывком присела к нему на колени, обвила руками шею.

— Что вы находите скверного в том, что я посмеялась над Морни? Вы же лучше меня знаете, какой он мерзавец.

— Способ, который вы избрали, мне лично претит.

Она усмехнулась:

— Вы называете себя другом, Фердинанд, но до сих пор еще не свыклись с тем, что я шлюха. Такова моя судьба, мой жребий. Вам это стыдно? Ничего не могу поделать…

Фердинанд прервал ее:

— Говорят, вы разоряете д'Альбонов и делаете это намеренно.

— Что вам эти д'Альбоны, мой принц?

Фердинанд невольно усмехнулся.

— Да, Адель, вы, как всегда, держите нос по ветру. Вы правы, господа д'Альбоны — неважные подданные моего отца, так же, как и Монтрей, а если я стану королем, то они станут и моими недоброжелателями. Но мне всё же не приходит в голову намеренно их разорять.

Мне их даже жаль. Неужели вам они больше досадили, чем моей семье?

— Вы, Фердинанд, вообще необыкновенны, — негромко произнесла Адель. — Вы любите людей и многих прощаете. А я… я люблю только немногих, а уж не прощаю никому. Я скверная христианка, мой принц.

Адель долго раздумывала, кусая губы. Слова Фердинанда вдруг помогли ей осознать то, что лишь изредка в виде догадок появлялось у нее в голове. Д'Альбоны — роялисты. Они поддерживают этих старых-престарых Бурбонов, которых четыре года назад в третий или уж какой там раз свергли. А Эдуард — он ведь рассказывал ей, что из-за роялизма они с матерью были при Наполеоне высланы в Вену, а после Июльской революции сам Эдуард попал в тюрьму. Адель никогда не задумывалась над такими важными политическими вопросами как-то: что лучше для Франции, нужны ли стране Бурбоны, Орлеаны, Бонапарты… Всё это ее весьма мало занимало. Она лишь инстинктивно чувствовала, что нынешнее правительство для нее наиболее выгодно, поэтому мысленно поддерживала Луи Филиппа. Но даже и об этом она думала мало. И совсем недавно уяснила то, что Морис и Эдуард, по-видимому, находятся в черных списках Луи Филиппа. Да-да, и префект полиции Жиске что-то такое тоже говорил…

Спокойно и как можно убедительнее она проговорила:

— Фердинанд, если я вам скажу, что ненавидеть д'Альбонов у меня есть причина, что они если не сделали, то собираются причинить мне зло, — поверите ли вы мне на слово?

— У младшего д'Альбона есть очень милая жена и то ли двое, то ли трое детей, — напомнил герцог Орлеанский. — Не берите слишком большой грех на душу.

Адель хмуро пробормотала:

— У них есть возможность защищаться.

Фердинанд сказал, видя, что ее не переубедить:

— Ну, хорошо. Бог с вами, Адель. Постараюсь многих предупредить о том, насколько вы, моя милая, мстительны. Ну, а раз вы так близко общаетесь с д'Альбонами, окажите мне услугу — сообщите, если узнаете, что они что-то затевают против моего отца. Сообщите, если услышите от них такие слова как Нант или Бордо… В этих городах любит высаживаться наша взбалмошная кузина герцогиня Беррийская.

Фердинанд просил об этом несколько иронически, не совсем серьезно. Адель подняла на него зеленые глаза и с вызовом произнесла:

— Непременно.

9

Перед самым Рождеством в доме д'Альбонов разразился скандал. Старая графиня, как вихрь, пронесшись через анфиладу комнат, вошла в кабинет мужа и, задыхаясь от негодования и спешки, произнесла:

— Силы небесные, какой позор! Какая низость! Как странно, что вы, никчемный человек, осмеливались как ни в чем, ни бывало являться домой после того, что с нами сотворили! Вы полное ничтожество! Вы предатель!

Ее прическа колыхалась в такт каждому слову и, казалось, вот-вот могла развалиться. Старый граф, внутренне перетрусив, поднялся из-за стола.

— Что это за сцены, Женевьева? Что я слышу?

— Вам следовало бы оглохнуть и ослепнуть от стыда. Вы идиот! Мне мерзко смотреть на ваше лицо после того, что я узнала, и мерзко вспоминать, что я в течение тридцати пяти лет была женой такого отвратительного подлого человека!

Было ясно, что многолетнему миру между супругами пришел конец. Что бы граф ни говорил в свое оправдание — а поначалу он даже пытался уверить жену, что ей сказали неправду — всё было напрасно. Уже давно поведение мужа и сына вызывало подозрения у Женевьевы. Полагая, что делиться опасениями с беременного невесткой было бы опасно, она переговорила с адвокатом, и тот вызвался расследовать это дело. Женевьева даже предположить не могла, что полученные сведения окажутся такими убийственными. Ну, в отношении Мориса она, конечно, предполагала некие любовные похождения, но ее муж…

— Шестидесятилетний старик! Вы разрушаетесь от разврата, вы оскверняете дом, в котором живете, у вас печать порока на лице! Что вы себе вообразили? Похождения?! Пусть Бог покарает вас за это! Никогда в жизни я не была больше унижена, чем сейчас, — и это за столько лет безупречного исполнения долга! Вы опорочили себя, семью, свою честь и род… Вы не остановились даже перед тем, в этом доме живет невинная молодая девушка… Бедная Мари, мне ужасно представить, что она могла о чем-то догадаться!

— Женевьева, прошу вас, не говорите так громко. Та же Мари может услышать…