Звезда пленительнаго

Вот взять, к примеру, Путиловский завод — который наш мудрый император продал французам за пару тысяч рублей. На этом заводе пушки для русской армии делали немцы — и вот уже три года войны неплохо делали. Рабочим, по большому счету, плевать кто там и с кем воюет: зарплату вовремя платят — и хорошо. На заводе немцев было тысяч пять, еще пара тысяч разных французов, бельгийцев и прочих шведов героически (то есть как положено) тоже работали на славу России. Еще там было тысяч двенадцать русских рабочих, но в основном на должностях "принеси-подай". Три года приносили и подавали — и вдруг на заводе поднялась волна "патриотизма". С весны буквально каждый день отечественные путиловцы чистили морды "импортным", причем если поначалу дело ограничивалось легким мордобоем, то уже в мае многие "немцы" попадали в больницы после этих "инцидентов". Результат не замедлил сказаться: к моменту моего выхода из госпиталя "немцев" на заводе стало уже на полторы тысячи меньше.

Хорошо еще, что мои "безопасники" подсуетились: хотя на ситуацию внутри завода повлиять они никак не могли, почти всех уволившихся рабочих они "подобрали". Забавно, но практически ни один из них не мечтал о возвращении в Германию — хотя и желания в России остаться большинство не высказывали. С сотню человек согласились поработать на моих русских заводах, а остальные с радостью перебрались в Уругвай и Венесуэлу. Директор артиллерийского завода в Усть-Карони уже пообещал к осени выпускать по десять пушек в сутки — а поток "путиловских немцев" лишь нарастал. Вот только поток пушек с Путиловского завода заметно мелел. А Иванов в результате начал очень сильно давить на меня, чтобы и на моих заводах начался выпуск трехдюймовок…

Впрочем, Путиловский завод — это только для меня заметный ориентир. Да и именно оборонных заводов "патриотизм" вообще коснулся лишь краем. А вот простые обыватели сочли, что лучшим проявлением патриотизма будет разгром немецких магазинов, немецких фабрик… ну и, конечно, квартир обывателей, носящих немецкие фамилии. "Немецкие погромы" произошли в обеих столицах, в Киеве и Одессе, да и в городах поменьше попытки учинить погромы были. Учитывая же, что в стране чуть ли не половина инженеров и офицеров носила немецкие фамилии, все это было очень подозрительно. Хотя иногда выходило и смешно.

Папаша Мюллер жил в Хвалынске, точнее — в городке цементного завода в паре верст от города. Вот только "городок" — как и у многих других моих заводов — был уже заметно больше "старого" Хвалынска и на порядки более комфортабельным. Поэтому там сейчас проживало довольно много "посторонних", то есть людей, с заводами моими непосредственно не связанных: учителя, врачи, водители трамваев и прочие пекари с сантехниками.

Ну так вот, сам Генрих Алоизович проживал в самом первом "инженерном доме" в городке. Всего таких было выстроено четыре, но в первом одну квартиру сделали в соответствии с его мечтами об "идеальном жилье", и когда строительство завода закончилось, он попросил оставить квартиру ему, предпочитая на новые стройки "ездить в командировки". Прочие инженеры-строители разъехались, а он с семьей остался на прежнем месте — и я, чтобы рассеять у Генриха даже тень сомнений в моем к нему отношении, просто переписал этот дом на него, причем целиком — для простоты оформления бумаг.

Впрочем, остальные квартиры все равно были заселены, и "посторонние" жильцы исправно платили аренду — только платили они ее все же в кассу городка. Супруга Мюллера преподавала в местной музыкальной школе, сам Генрих строил новые заводы в других городах — так что новые его соседи оказались не в курсе его статуса. И в один прекрасный момент целая делегация — "патриотически настроенные соседи" — постучали в его дверь и заявили, что "не желают жить в одном доме с немцем".

— И что? — поинтересовался я, когда Генрих, заехав по дороге с очередной стройки на другую ко мне в госпиталь, рассказал об этом казусе.

— Я ответил, что у меня нет возражений. Было очень удобно, до следующего дня оплаты оставалось меньше недели и я попросил в управлении городка выселить людей, не желающих проживать в моем доме. И очень кстати: нынче в городке открывается новая больница, сейчас в эти квартиры докторов селят…

— Откровенно говоря, я рад что вы, Генрих Алоизович, восприняли случившееся с должным юмором. Однако имейте в виду, что мне придется усилить меры безопасности и, возможно, усилить вашу охрану. Береженого Бог бережет, а вы мне дороги не только как крупный инженер, но и как хороший человек, как друг. И поэтому прошу вот о чем подумать: сейчас, как вы знаете, два больших цементных завода будут ставиться в Венесуэле… может быть, вам хотя бы на время войны переехать туда с семьей?