Звезда пленительнаго

— Таких телефонов всего штук пять, я их для себя делал… один теперь у вас будет. Только не сразу — те, что есть и самому нужны, а вам из Москвы привезут, сын специально сделает. Кстати, у вас-то сын есть уже?

— Откуда? Я ведь и жениться не успел еще…

В Воронеже Сергеев сошел заниматься своими делами, а я — поехал дальше: появилась идея, как наловить побольше рыбки в Черном море. Рыбак из меня конечно никакой, но их и без меня хватает. Правда рыбы они ловят пока немного — ее просто некуда девать в Новороссийске, а если там поставить что-то вроде консервного завода или морозильной фабрики… Надо договариваться с местным Советом — и пообещать взамен им что-то очень существенное. А обещать нужно лично — сколь ни странно, но даже среди "новых" большевиков у меня оказалась приличная репутация. То, что мне верили рабочие моих заводов — это было понятно. То что мне верили промышленники и торговцы многих стран — объяснимо. Но как и когда я успел "завоевать доверие" у бундовцев, для меня осталось загадкой.

Советскую власть в Новороссийске именно они (быстро перекрасившись в большевиков) и возглавили. Председателем местного Исполнительного комитета стал Абрам Израилевич Рубин — в прошлом командир отряда "Боевой организации Бунда" (то есть главарь банды). От бандита у власти есть только одна польза: он все меряет на деньги. А так как "денег" у меня появился существенный избыток (если считать бумажки, выпускаемые Менжинским, деньгами), то договориться удалось: всего за три миллиона рублей Черноморский Совет (уже Кубанско-Черноморский) гарантировал свое невмешательство в рыбную торговлю. Не всю, но теперь никаких препятствий в продаже рыбаками уловов на мою "грядущую фабрику" вроде не предвиделось…

Все было неплохо — на первый взгляд. Потому что весть о подписании Лениным сепаратного мира с Германией и Австрией дошла до провинции лишь через два дня. В этой истории "Краковский мир", как я прикинул, был подобием известного мне "Брестского"… ну как известного: все, что я о нем слышал когда-то, исчерпывалось названием, да еще, пожалуй, рассказами о том, что именно он и стал причиной появления "незалежной". Но это — в моем "прошлом будущем", а тут "Украина" выродилась четырьмя месяцами раньше. Да и не только она: по условиям Краковского мира четыре прибалтийских "республики" (включая ранее неизвестную мне Лифляндию), Финляндия и Польша переходили под протекторат Германии. Самостийники попадали под "протекторат" сразу и немцев, и австрияков — а вот Таврическая губерния становилась уже частью "фатерлянда".

Что-то "самый человечный человек" оказался слишком уж сукиным сыном, казенные земли поразбазарил сверх всяких приличий… хотя вроде как Брестский мир был почти "понарошечным", так может и Краковский шутейным выйдет?

Двадцать второго августа я, размышляя подобным образом, сидел у себя в кабинете, когда мне позвонил Чаев:

— Александр Владимирович, Обращаюсь за срочной помощью. Германцы в сорока верстах от Харькова, армия Сергеева почти разбита. Харьковские полки генерал Будзилович из города выводить отказался, да и рабочая дружина готова германца в город все же не пустить… только патронов у нас нет: Сергеев забрал все, что вы давеча прислали…

— Понял, Евгений Иванович, сегодня же… сейчас же их Воронежа патроны вам отправлю, тем более что там как раз почти полный эшелон с патронами с перемирия остался. И немедленно займусь сбором рабочего ополчения в Сталинграде…

— Боюсь, не успеете. Но я вот еще о чем попросить вас хочу: семью я отправил через Воронеж в Сталинград, так если что, позаботьтесь о них.

— Что-что? Я вам запрещаю собой рисковать, сами немедленно сюда же выезжайте!

— Спасибо, Александр Владимирович, но это мой завод. Вы же сами говорили, что он будет полностью моим детищем — а этого "ребенка" я отослать к вам не сумею. И оставить беззащитным — не могу. Позаботьтесь о моей семье, я прошу вас.

— Не беспокойтесь об этом, Евгений Иванович, я обещаю, но все же…

Чаев просто не стал слушать меня — зачем? Он и так знал все, что я могу сказать — а я знал, что он сможет мне ответить.

Немецкая армия вошла в Харьков через сутки: ополченцы четыреста сорок девятого решили, что сдаться полезнее для организма чем воевать. И два германских полка с бронеавтомобилями спокойно зашли в тыл четвертому уланскому… Через неделю один из немногих выбравшихся из Харькова рабочих-дружинников рассказал, что Евгений Иванович встретил немецкую колонну пулеметной очередью прямо из окна своего кабинета — и германцы попросту разнесли здание заводоуправления из пушек.

Евгения Ивановича мне было жаль безумно, наверное именно поэтому я не очень расстроился из-за захвата моих донецких шахт. Просто не до них было — а когда спохватился, было уже поздно.