Звезда по имени Галь. Заповедная зона

Тут они все обступили меня и смотрят недоверчиво. Я снял очки, чтоб видеть без ошибки, что происходит.

Мы стоим на самой вершине холма. По небу несутся большие серые облака. Понятно, Черные облаков не видят и солнца сквозь туман тоже не различают. Что бы они сказали, что бы стали делать, если б знали, что без очков я вижу вдаль не на два и не на три Взгляда, а на сто и даже больше? И что я притемняюсь без передышки с той самой минуты, как проснулся нынче утром, и так — каждый день?

Они бы вырвали у меня глаза и погасили бы меня, уж это наверняка.

— Ну как? — спрашивает мой Черный. — Не струсишь?

Я опять надеваю очки. Нет больше ни облаков, ни Солнца. Всюду серые сумерки.

Распятый поднял голову и застонал. И тут я решаюсь. У меня нет к нему ни капли уважения (все Факелы — дураки, чего они так легко даются в руки Черным!) — но он мучается.

— А для чего вы надели на него шлем? — спрашиваю.

Мой Черный отвечает:

— Такой порядок. Чтоб не собирались любопытные.

— Но он потерял много крови, он уже на три четверти погас! Мне интересно, что осталось от его света. Может, вы снимете с него шлем?

— Сними сам, если хочешь, — говорит Черный.

Он проверяет, хватит ли у меня храбрости… Ясно, меня испытывают! Ну, если он воображает, что я пойду на попятный!..

Взбираюсь на каменную глыбу, протягиваю руку, снимаю шлем. Свет распятого мигает, словно в отчаянии. Он самую малость ярче нормального.

Этот тип открывает глаза и смотрит на меня. И улыбается.

— Да-да, — бормочет он. — Дети… Пусть ко мне придут дети!

Потом он стонет и опять зовет отца. Как будто отец может помочь!

Я слезаю с глыбы, возвращаюсь к своему Черному. В руке у меня зажат камень.

— Этот будет первый! — кричу я. — А потом я и других буду гасить!

И кидаю камень.

Я попал в висок, и этот тип сразу перестал стонать. Голова опять свесилась, и свет погас. Совсем. И можете мне поверить, не оттого, что он сам притемнился.

— Чисто сработано, молодец, малыш! — с восхищением говорит мне Черный.

Может, у него оставались какие-то сомнения. А теперь кончено. И Факел сразу перестал мучиться.

— Идем прямо в училище, я им скажу, тебя обязаны принять. Согласен?

…Еще бы не согласен! Погодите, вот я стану офицером, войду в Главный штаб, тогда увидите, что я, Микаэль, сделаю из вашего слепого мира!

Когда мы стали спускаться с холма, я снял очки. За крестом пылало Солнце — то самое Солнце, которого другие почти не различают. Далеко-далеко я увидел Жосса и Иоланду в обнимку. Ну и ладно, мне плевать. Мне теперь не до ревности. Прощайте, ребятишки. Теперь я завоюю мир!

Ален Доремье

Пора мщения

1

В те времена вода в реке Арконж еще не была красной. Мы с Эриаль жили в городе по имени Стенн, по одну его сторону расстилалось болото теней, по другую росли леса забвения. То было прежде, чем в наше небо вторглись пришельцы, прежде, чем поднялось Древо стонов. Город наш был огромен, так огромен, что я даже не знал, как его весь обойти, а теперь его здания лежат в развалинах. Мы с Эриаль любили бродить по улицам в час, когда их озаряло закатное солнце и в небе показывались обе луны. Помню, вдалеке негромко звучали башни эхо, стринксы рассекали воздух перепончатыми крыльями, кружили легкие эжиретры, перепархивая с террасы на террасу. В сумерки наш город был прекрасен. Мы с Эриаль брали напрокат летающую лодку и взмывали над крышами. Жужжали сильные надкрылья; воздушные струи обтекали нас; мы плыли вдоль облачных отмелей. А под нами, сколько хватал глаз, прихотливым лабиринтом вились улицы города по имени Стенн.

Вот в такой-то вечер Эриаль узнала. Глаза ее вдруг расширились от страха, она схватила меня за руку и сказала, что наш мир скоро погибнет. Город под нами был словно сверкающий корабль, словно лучезарный ковчег; к нам поднимались дуновения ночи, беспрестанно пели вполголоса башни эхо. Жизнь была, как всегда, безмятежна и проста. И в мыслях моих был покой. Я засмеялся и сказал — глупышка, не выдумывай, все это вздор! — но она прижалась ко мне, вся дрожа. Наши Старейшины и Мудрецы обладают Могуществом: порою сквозь завесу времени они провидят будущее. Но Эриаль — как могла она разгадать тайну дней, которые еще не настали? Если вправду нашей планете грозит злая судьба, об этом уж конечно узнали бы наши прорицатели, а не только она, да и откуда бы у нее такое прозрение? Так успокаивал я Эриаль, но безуспешно. Мы возвратились домой раньше обычного; она больше не заговаривала о своих страхах, но всю ночь я чувствовал — она дрожит, словно в ознобе.